Курлов, подобно другим уволенным с государственной службы «предателям родины» (В. Николаи), включая его протеже, жандармского подполковника Мясоедова, воспользовавшись объявлением войны Германией, «в первый же день» направил царю письмо с просьбой о «милости» и «вновь поступил на службу с личного милостивого разрешения Государя Императора». «Это письмо представил Императору генерал-адъютант С у х о м л и н о в [здесь и далее разрядка в тексте. — Е. И. Ф.]»[2064]. Одновременно Сухомлинов нажал на начальника Генштаба Янушкевича, чтобы тот уговорил Верховного главнокомандующего восстановить Курлова на службе и назначить на подходящий административный пост[2065]. Ему удалось проложить Курлову дорогу к управлению областями германо-российского театра военных действий. 10 августа Сухомлинов сообщил ему по телефону, что сумел добиться для него у Верховного главнокомандующего поста генерал-губернатора Восточной Пруссии, и велел немедленно отправляться на северо-западный фронт[2066]. В Белостоке главный начальник снабжения Северо-Западного фронта генерал-лейтенант Генштаба Н. А. Данилов пожелал, чтобы он разработал проект управления Восточной Пруссией. Курлов взялся за поручение с намерением «восстановить… бывшие ранее органы управления», то есть изменить ситуацию, созданную российской военной администрацией, вернувшись к немецким органам управления. Со скрытой иронией он рассказывал в своих берлинских воспоминаниях, что после разгрома немцами армии Самсонова и изгнания армии Ренненкампфа «говорить о поездке в Восточную Пруссию не приходилось», его «кратковременное генерал-губернаторство» окончилось и он «остался при главном начальнике снабжения без определенных функций». Когда князь Н. Е. Туманов принял начальство над Двинским военным округом, Курлову, опять благодаря хлопотам военного министра, досталась должность помощника главного начальника округа по гражданской части. На этой должности он, сверх того, принял «в… заведование военную цензуру и контрразведку». И тогда, и позже он придавал большое значение тому, что «контрразведывательные отделения оказались подчиненными» ему[2067].

Заполучив в свое распоряжение важнейшие разведывательные связи, Курлов во время Лодзинского сражения поехал в Варшаву, где узнал об окружении германских корпусов у Бжезин. Ставка поручила его начальнику князю Туманову подготовить специальные поезда для перевозки пленных, включая салон-вагон для принца Иоахима Прусского. Судя по его собственному рассказу, Курлов располагал сведениями из первых рук о намеченной операции и техническими средствами для их передачи третьим лицам. Когда он — не без удовлетворения — констатирует, что «эта стратегическая операция не удалась, и германцы благополучно вышли из „мешка“», возникает впечатление, будто без него тут не обошлось. Ознакомление с соответствующими российскими военными документами помогло бы выяснить, были ли в его деятельности в тот отрезок времени какие-то признаки причастности к сливу информации и тем самым к «чуду» под Бжезинами в ночь с 24 на 25 ноября 1914 г.

Еще в ноябре 1914 г. с командующим 6-й армией генералом Фан-дер-Флитом заговорили о передаче Курлову управления всеми прибалтийскими губерниями (Эстляндская и Лифляндская губернии, за исключением города Риги и Рижского уезда, входили в состав подчиненного 6-й армии Петроградского военного округа). После личных бесед с генералом и начальником его штаба князем Енгалычевым Курлов был назначен особоуполномоченным по гражданскому управлению Прибалтийского края с правами генерал-губернатора и резиденцией в Риге. Как фактический глава гражданской администрации Прибалтики он отвечал за эвакуацию местных предприятий военной и тяжелой промышленности вглубь страны. Судя по его позднейшим оправданиям, он преступно пренебрегал этой задачей и намеренно затягивал вывоз важных для военной экономики предприятий, чтобы они оставались на месте до прихода германских войск. По-видимому, жалуясь, что поставленные сроки не позволяют осуществить планомерную эвакуацию, он сумел сохранить для немецкой армии немалую часть российского промышленного потенциала в Прибалтике. Сверх того, глава прибалтийской гражданской администрации отличился заступничеством за политически подозрительных и осужденных остзейских немцев, с одной стороны, и ходатайством об устройстве скомпрометированного жандармского подполковника Мясоедова в контрразведывательное отделение штаба 10-й армии — с другой[2068].

В ходе разоблачения шпионской деятельности Мясоедова подозрение Верховного главнокомандующего пало и на запятнанного в прошлом генерал-губернатора Риги. Когда во время дебатов в Государственной думе из уст курляндского депутата, члена Прогрессивной фракции Я. Ю. Гольдмана (Голдманиса) и московского кадета В. А. Маклакова прозвучали слова «измена в Риге», Ставка начала действовать. По распоряжению великого князя Николая Николаевича 3 августа 1915 г. Курлова отозвали из Риги и перевели в резерв чинов Двинского военного округа. Было назначено расследование в связи с затягиванием эвакуации прибалтийских промышленных предприятий и попустительством местным немцам, однако после того, как царь взял полномочия Верховного главнокомандующего на себя, его прекратили. Обвиняемый, так же как после убийства Столыпина, не попавший под суд за неимением убедительных доказательств, но обремененный тяжкими подозрениями, вернулся в имперскую столицу, чтобы дожидаться своего часа в клинике Бадмаева[2069]. А пока этот час не настал, поддерживал отношения с Распутиным, завязавшиеся у него зимой 1912 г., по его собственным словам — «в том тяжелом положении, которое я переживал от всех преследований [!] по делу смерти П. А. Столыпина»[2070], и близко сошелся с Анной Вырубовой.