от вторжения обезличенной продукции голливудской «фабрики грез», рассчитанной на восприятие усредненного массового зрителя.

В 90-е гг. появился еще ряд интересных фильмов. В картине «Сталинград» Йозеф Фильсмайер показал жестокие реалии войны, проблемам объединения «двух Германий» посвящены фильмы Кристофа Шлингезифа «Цепная пила» и «Террор 2000». В кон. XX в. молодые немецкие кинорежиссеры пробуют себя в труднейшем жанре комедии. Наибольшей известности добилась Дорис Дерри с ее игриво-комедийными фильмами «Мужчины», «Я и он», «Никто меня не любит».

Но кинематограф по-прежнему испытывает сильнейшую конкуренцию со стороны телевидения. Если в 50-е гг. в кино ходило свыше 800 млн. человек, то в 90-е гг. их число сократилось до 100–105 млн. В поисках выхода из этой ситуации в крупнейших городах ФРГ появились суперкинотеатры с 15–20-ю кинозалами.

Глава двадцать четвертая.

«И обрушилась стена до своего основания» (1989–1990)

Конец эры Хонеккера

Московские реформаторы все больше рассматривали тесно связанный с СССР восточноевропейский блок как политическую и экономическую обузу. Предоставляя им свободу, Горбачёв надеялся, что эти страны последуют по его реформаторским стопам. Но, кроме Венгрии и Польши, перемен нигде не происходило. Политбюро СЕПГ не стало исключением в своем негативном отношении к реформам.

Далее других по пути преобразований продвинулась Венгрия. Уже в феврале 1989 г. там была отменена монополия на власть правящей партии. В мае Венгрия начала демонтаж заграждений на границе с Австрией, чтобы показать Западу свою открытость. Венгрия с ее красивейшим Будапештом, озером Балатон, жгучим гуляшом и страстными цыганскими танцами и хорами была излюбленной страной отдыха для жителей ГДР. Тысячи восточных немцев находились там, когда граница оказалась открытой. Правда, внешне на ней по-прежнему царил строгий контроль, но во всех соседних странах давно знали о неравнодушии венгерских пограничников к долларам и немецким маркам. Поэтому туда сразу же потек небольшой, но не иссякающий ручей беженцев из ГДР. Как только об этом стало известно, в Венгрию хлынул настоящий поток, настолько захлестнувший посольство ФРГ, что его пришлось закрыть для посетителей, которых стали направлять в специальные лагеря. В начале сентября в них скопилось уже 6500 человек. В этих условиях венгерское правительство решилось на смелый шаг, аннулировало соглашение 1969 г. с ГДР, обязывающее ее выдавать назад беженцев, а 11 сентября разрешило всем свободный выезд в Австрию. К концу месяца в ФРГ прибыло уже 25 тыс. восточных немцев, безо всяких проволочек становящихся гражданами Федеративной республики.

Большое количество жителей ГДР осело в посольствах ФРГ в Праге и Варшаве. 30 сентября правительство ГДР по настоянию Москвы сдалось: 6 тыс. чел. получили право в специальных поездах выехать через территорию ГДР на Запад. Но западногерманские посольства немедленно заполнялись все новыми и новыми беженцами. 4 октября их также отправили специальным поездом, в который в Дрездене пыталось пробиться столько людей, что их пришлось разгонять силами полиции. В этот же день ГДР отменила безвизовые поездки в Чехословакию.

В ГДР царило лихорадочное возбуждение, люди внезапно потеряли страх. 19 сентября оппозиционная группа интеллектуалов «Новый форум» потребовала в МВД своей регистрации, а получив высокомерный отказ, стала с неслыханной дерзостью настаивать на юридической экспертизе правомерности отказа. Центром оппозиционного движения стал Лейпциг. Каждый понедельник там стали проходить многотысячные демонстрации с требованием свободы слова и выезда. Хотя полиция и люди из госбезопасности разгоняли и арестовывали демонстрантов, их количество постоянно росло. 25 сентября на улицы вышли 5 тыс. людей, через неделю — уже 20 тыс. Но за эту неделю произошел знаменательный поворот. В первый раз демонстранты скандировали: «Мы хотим выехать!», во второй — «Мы остаемся здесь!». Это означало требование изменений в самой ГДР. Появились новые оппозиционные группы — «Демократический прорыв» и «Демократию немедленно!». Осмелели и прежде послушные руководители марионеточных партий. Лидер ЛДПГ Манфред Герлах публично потребовал реформ по советскому примеру. Даже функционеры СЕПГ стали поговаривать о необходимости перемен. Но Политбюро ничего не хотело об этом слышать.

В такой обстановке ГДР встречала свою 40-ю годовщину. Прибывший на юбилей Горбачёв после парада и демонстрации, участники которой вместо дежурных здравиц громко кричали: «Горби, помоги нам!», — попытался на следующий день еще раз убедить Хонеккера и Политбюро приступить к реформам и предупредил, что жизнь наказывает опоздавших. Хонеккер, с каменным лицом выслушавший любителя поговорить Горбачёва, молча встал и вышел из комнаты. Советский лидер не добился никаких результатов[301].

Вечером 7 октября в Берлине, Лейпциге, Потсдаме, Дрездене, Магдебурге и других городах начались стихийные демонстрации, жестоко разогнанные полицией. Режим вступал в стадию своей агонии.

«Дворцовый» переворот

Полицейская акция 7 октября вызвала взрыв возмущения как в ГДР, так и во многих странах. Когда через два дня в Лейпциге состоялась традиционная демонстрация, в которой участвовало более 70 тыс. чел., уже стоявшая наизготовку полиция вмешиваться не стала. До сего дня так и неизвестно, кто отменил приказ о разгоне демонстрации, проходившей теперь под лозунгом «Мы — народ!»

В самом Политбюро отвечавший за оборону и безопасность Эгон Кренц и берлинский окружной секретарь Гюнтер Шабовски заговорили о том, что так дальше продолжаться не может. На заседании Политбюро 10 октября, когда Хонеккер вновь категорически отказался от проведения перемен, заговорщики добились только того, что Политбюро впервые выступило с самокритичным заявлением о допущенных ошибках, которое, впрочем, затерялось в ворохе оптимистических фраз. Хонеккер проголосовал вместе со всеми, но упорно твердил о происках классового врага и западногерманского империализма. А Кренц и Шабовски целеустремленно готовили его свержение. На следующем заседании, 17 октября, слова попросил премьер Вилли Штоф и внес, словно бы речь шла о самом рутинном деле, предложение освободить Хонеккера и некоторых его ближайших сподвижников от их обязанностей. По очереди выступили все члены Политбюро, и никто не вступился за поверженного вождя. Насколько обязательным стал заведенный партийный ритуал сплоченного единодушия, показало голосование, при котором все отлученные проголосовали за собственные отставки.

На следующий день ЦК также единогласно удовлетворил просьбу Хонеккера об отставке «по состоянию здоровья» и избрал на все его посты Эгона Кренца, тут же получившего в народе прозвище «кренц-принца». Новое руководство продержалось всего семь недель.

Волшебная ночь

Кренц и его окружение не имели никакого авторитета и не смогли овладеть ситуацией. Они плелись в хвосте событий и санкционировали то, что уже нельзя было остановить. У них не было никакой программы выхода из кризиса. Кренц мог произносить только расплывчатые речи о политике «преемственности и обновления» и обещать большей открытости. Но новый генеральный секретарь продолжал настаивать на монополии СЕПГ на власть. В