В ответ на жалобы южновьетнамцев, что им не хватает оружия и техники, Абрамс негодовал: «Им не хватает танков не потому, что они теряют их в бою! Их чертовы танкисты просто бросают свои машины и бегут! Даже дай им сотни ИС-3[1257], им бы это не помогло!» Он пытался вразумить президента Тхиеу и начальника штаба ВСРВ генерала Вьена: «Вам нужно не вооружение. Вам нужны люди, которые будут воевать. Офицеры, которые будут сражаться и вести за собой людей… Оружия и техники у вас в избытке… Вы лишились бо́льшей части вашей артиллерии не в бою, а потому, что ваши люди ее бросили». Многие западные СМИ предрекали, что разворачивающаяся на полях сражений катастрофа опустит занавес над южновьетнамским проектом.

Колонна санитарного транспорта с последними 300 пациентами военного госпиталя в Куангчи вместе с толпой беженцев медленно двигалась на юг по шоссе № 1, когда начался артобстрел[1258]. Некоторые машины скорой помощи получили прямые попадания и превратились в искореженные груды металлолома. Доктор Фам Вьет Ту, медик воздушно-десантных войск, позже писал: «Вокруг нас были сотни автомобилей, грузовиков, велосипедов и мотоциклов, изрешеченных пулями и осколками снарядов, некоторые из них сгорели дотла. Всюду на дороге валялись человеческие тела… Меня захлестнула острая волна жалости, когда я увидел труп двухлетнего малыша в большом алюминиевом тазу. Рядом с останками его матери лежала пара крошечных резиновых сандалий»[1259].

К удивлению и огромному облегчению Абрамса и командования ВСРВ, после взятия Куангчи северяне не продолжили наступление на Хюэ, дорога на который была открыта. Один офицер ВСРВ писал: «В Хюэ царило полное беззаконие. Небольшой контингент местной и военной полиции был не в состоянии контролировать нахлынувшие массы беженцев и солдат, поэтому в городе был разгул воровства, грабежей, угонов автомобилей. Рядом с дорогами сидело множество потерявшихся детей, от малышей до подростков, — они плакали и пытались высмотреть в проходящей мимо толпе своих родителей. Я увидел мальчика лет 12, стоявшего под деревом на обочине дороги. Одной рукой он держал трехлетнего брата, а в другой руке листок бумаги, на котором было написано: „Мы дети г-на Суан Куанг Чи. Мы потеряли наших родителей. Пожалуйста, помогите нам“»[1260].

Сотни коротких записок были нацарапаны мелом или углем на стенах или карандашом на клочках бумаги, приклеенных вареным рисом к стволам деревьев: «Рядовому Нгуен Ван Ба, 1/57 бат. Мы с детьми уехали к тетушке в Дананг»[1261], или «Капрал Бай 3/2 пех. моей жене: Я жив и воюю. Да поможет Будда тебе и нашим детям», или «Жена Хоа мужу сржт. Чыонгу РС [Региональных сил] в Куангчи. Вчера минометная бомба убила нашу малышку. Сын цел, он со мной. Не волнуйся за нас и не дезертируй». Миссис Бонг, домохозяйка из Хюэ, потерявшая нескольких сыновей во время Тетского наступления 1968 г., писала своей подруге: «Мой единственный сын, оставшийся в живых, покинул дом. Я осталась одна с дочерью и маленьким внуком. Мне так одиноко. Если моего дорогого мальчика тоже убьют, не знаю, как я это переживу. Кажется, эта ужасная война никогда не закончится… Мои бедные дети»[1262].

Майор Нгуен Конг Луан встретил молодого капитана, который вел свой батальон на передовую, но при этом был очень подавлен. Тот пожаловался ему, что теперь американцы предоставляют воздушную поддержку менее чем в половине случаев, когда он ее запрашивает, на что Луан ответил, что, вероятно, решающим фактором для американцев является то, насколько южновьетнамская армия проявляет волю к борьбе[1263]. В 1972 г. ВСРВ потеряли около 200 танков, 275 бэтээров, 634 грузовика и 300 орудий, половина из которых была брошена или уничтожена на северном фронте. К счастью для сайгонского режима, после взятия Куангчи и Танканя наступление северян на севере и Центральном нагорье затормозилось из-за тяжелых потерь, понесенных в основном из-за ударов авиации, а также из-за проблем с тыловым обеспечением. В течение мая южане сформировали линию обороны и остановили теряющее импульс продвижение северян. Чуть позже, летом, началось медленное, долгое контрнаступление.

В мае одни из самых ожесточенных боев разгорелись за Контум, провинциальную столицу, расположенную на севере Центрального нагорья в долине, с трех сторон окаймленной рекой. Этот относительно процветающий городок с девятью католическими церквями обороняла 23-я дивизия ВСРВ при поддержке нескольких танков, артиллерии и сил народного ополчения. Северяне перерезали шоссе № 14 к югу от города, и 13 мая подразделения трех дивизий ВНА двинулись в наступление с севера и северо-запада. Как позже писал бригадный генерал Ба, «это был ад на земле, где каждый день был хуже предыдущего. Ураганный огонь в течение 40 дней»[1264]. Джон Ванн был везде и всюду: сбрасывал с воздуха боеприпасы, направлял удары В-52, которые в течение трех недель совершили 300 бомбардировочных вылетов в район Контума, подбадривал падающих духом командиров.

Когда командный бункер Ба получил прямое попадание, медикам пришлось оказывать помощь раненым и выносить погибших, в то время как штабные офицеры продолжали командовать боем. Ночь 18 мая была одной из худших, когда северяне сумели захватить почти половину города, прежде чем были выбиты из него. Яростные бои шли на трех кладбищах в городских предместьях. Налеты авиации неоднократно заставали северовьетнамские танки на открытой местности. В 09:00 утра 26 мая один из офицеров ВНА признал, что наступление на Контум выдохлось. Два из его оставшихся танков взорвались на минах, а последние два были уничтожены с воздуха. Официальная военная история Ханоя признает: «Наши атаки начали замедляться и становились все менее действенными… Тем временем враг перебросил подкрепления, укрепил оборону и усилил контратаки. В ночь с 5 на 6 июня штаб фронта приказал отойти от Контума и завершить кампанию на севере Центрального нагорья»[1265].

И американцы, и южновьетнамцы впоследствии соглашались, что без Джона Ванна Контум бы не выстоял. Трудно сосчитать, сколько раз он находился на волоске от смерти: однажды ему пришлось прикладом винтовки отбиваться от южновьетнамских беглецов, которые в панике штурмовали его взлетающий Jet Ranger. Ба сентиментально писал: «Никто другой не внес большего вклада в эту победу, чем этот человек, который хотел только одного — помочь нам разгромить коммунистических агрессоров. Я часто спрашивал себя: „Почему этот американец посвятил свою жизнь нашей борьбе? Почему он подвергал себя таким опасностям тогда, при Апбаке, или затем на Центральном нагорье?“»[1266] Ба считал Ванна мучеником, который заслуживает благодарности каждого вьетнамца.