В течение апреля и мая на ТВД были переброшены новые авиационные подразделения, так что с баз на Гуаме и в Таиланде в общей сложности летало 210 B-52 и 374 F-4. Основными целями бомбардировок были коммуникации, в том числе железнодорожные объекты в Йенвьене и мост Пола Думера в Ханое, который в конце концов был разрушен с помощью 29 бомб с лазерным и электронно-оптическим наведением. В период с апреля по октябрь на Северный Вьетнам было сброшено 155 548 тонн боеприпасов. Объемы иностранных поставок по суше сократились с 160 000 до 30 000 тонн в месяц; морским путем — с 250 000 тонн в месяц до нуля. Китайцы приостановили отправку грузов и закрыли свои железные дороги. Были разбомблены почти все нефтехранилища и 70 % электрогенерирующих мощностей. Американцы также несли потери: среди летных экипажей было много неопытных новичков, и в июне северовьетнамские МиГи сбили семь американских истребителей, потеряв всего два своих. В целом операция «Лайнбэкер» обошлась американцам в 44 самолета. Между тем, в отличие от полей сражений на Юге, где тактическая авиация наносила значительный урон силам ВНА и, что подтверждают многие, сыграла решающую роль в отражении вторжения, инфраструктура на Севере была столь скудной и неприхотливой, что бомбардировки не оказывали существенного влияния на военные усилия южан.

Но Никсон не желал этого признавать. Его терпение лопнуло, когда Крейтон Абрамс выступил против бомбардировок Севера и призвал вместо этого сосредоточить все воздушные ресурсы на Юге. Верный своей привычке наносить удар ниже пояса, Киссинджер заявил: «Он выдохся. Он разжирел, слишком много пьет и больше не в состоянии выполнять свои обязанности». В июне Абрамс отправился домой, передав дела Фреду Вейанду, который возглавлял КОВПВ на протяжении последних месяцев его существования. Как и в свое время Уэстморленд, Абрамс получил повышение, заменив того в должности начальника штаба армии. Абрамс был грамотным, порядочным офицером, блестяще проявившим себя в классической войне в Европе. Его прогрессирующая деградация за годы пребывания на посту главы КОВПВ, особенно усилившаяся в последние месяцы, вероятно, была следствием колоссального военного и политического давления, способного сокрушить даже самого стойкого генерала. Один из его коллег, сказавший, что Абрамс был вынужден «вести войну, стоя ногами на зыбком желе», не так уж сильно преувеличивал.

22 мая Никсон стал первым президентом США, посетившим Москву, чтобы провести недельные переговоры с советским лидером Леонидом Брежневым. Обе стороны были всецело озабочены обсуждением насущных ядерных проблем, которое проходило в тяжелой и напряженной обстановке, с витавшим над столом переговоров призраком ядерной войны. Как позже писал переводчик Брежнева, «Вьетнам иногда упоминался просто для того, чтобы „отметиться“ и потом отрапортовать вьетнамцам и другим нашим союзникам о твердой и непримиримой позиции советского руководства в этом вопросе»[1280]. Советский премьер-министр Алексей Косыгин предупредил, что «дальнейшим усилением своей агрессии американцы вынудят Северный Вьетнам призвать на помощь китайские войска. Никсон слушал, стиснув зубы, затем спокойно, но жестко отверг то, что расценил как необоснованные обвинения… Он подчеркнул свое твердое намерение положить конец кровопролитию во Вьетнаме. Отсутствие прогресса в этом деле объяснял неуступчивостью вьетнамцев и призвал оказать воздействие на наших друзей и союзников»[1281]. Хотя тональность русских была довольно резкой, было очевидно, что они готовы договариваться.

Операция «Лайнбэкер», 1972 г.

Они опасались возможных шагов Никсона и не хотели допустить срыва переговорного процесса в Париже. Иногда ситуация за столом переговоров напоминала игру в пинг-понг: когда американцы призвали русских убедить северовьетнамское руководство в необходимости прийти к конструктивным мирным договоренностям, те в ответ обвинили США в неспособности обуздать эксцессы Израиля в отношении палестинцев. Американцы возразили, что Израиль — независимое государство, которое они, несмотря на тесные отношения, не могут заставить изменить свою политику. У нас с Северным Вьетнамом то же самое, ответили русские. Московский саммит завершился подписанием договоров по ПРО и ОСВ-1, что, по мнению обеих великих держав, было гораздо важнее, чем судьба Индокитая.

С июня по осень американская авиация продолжала громить силы северян, позволяя своим союзникам медленно, шаг за шагом возвращать оставленные территории. Потери северян достигли таких размеров, что заставили бы пойти на попятную любого самого жесткого национального лидера, но не Ле Зуана. Командующий 308-й дивизией отправил личное письмо Зяпу, убеждая того завершить кампанию. По его словам, политработники обвиняли в трусости любого, кто осмеливался заговорить об уходе с Юга, но, продолжал он, «именно это я считаю необходимым сделать. В том состоянии, в каком мы находимся сегодня, мы с трудом даем отпор даже одному вражескому взводу». В июне инженеры ВНА с титаническим трудом доставили на берег реки недалеко от г. Куангчи 42 понтона, чтобы организовать переправу, — только для того, чтобы увидеть, как все они были уничтожены в ходе авианалета вместе с батареей зенитного прикрытия[1282]. Одна артиллерийская бригада была почти стерта с лица земли еще до того, как добралась до передовой. Пехотные части возобновили атаки, но, по словам генерала Фи Лонга, «к концу недели сражений наши ресурсы истощились. В каждом батальоне осталось не больше 30–40 человек». Некоторые старшие офицеры дошли до такой грани физического и психического истощения, что их пришлось заменить. Северянам преподали горький урок, заключавшийся в том, что авиация будучи ограниченно эффективной против партизанских сил и путей сообщения в джунглях, является мощным оружием против крупных воинских формирований, ведущих классические военные сражения, и особенно против движущейся бронетехники. Пренебрежительное отношение к тыловому обеспечению, вопреки советам Зяпа, чье участие в этой кампании, по всей видимости, сводилось к административной и почетной роли, было еще одним источником серьезных трудностей, которых вполне можно было бы избежать[1283].

11 июля высадка южновьетнамского десанта стала первым шагом в длительной битве за возвращение города Куангчи. Когда северяне начали отступать, командование направило туда полковника Ана с приказом удержать город. Прибыв в самый разгар проливных дождей, Ан обнаружил, что в большинстве пехотных рот осталось всего 20 % личного состава, а у выживших здоровье и боевой дух пребывали в плачевном состоянии «Враг пересиливал и уничтожал нас»[1284], — писал Ан. Опытный ветеран, он также считал необходимым завершить наступление. Один старший офицер ВНА заметил: «Очевидно, что враг перехватил инициативу… Я знаю, что другие офицеры в нашей дивизии думают так же, но никто не осмеливается сказать об этом вслух»[1285].