в заочную аспирантуру поступил и хочу делать диссертацию под его руководством; С.А. спросил о ближайших планах, я был к этому готов и рассказал, что намерен делать в этом году; выслушав, он направил меня в сектор по исследованию и применению химдобавок для бетонов к руководителю, к.т.н. Александру Васильевичу Лагойде, которому я также изложил свой план. А.В. весьма сдержано встретил новичка, а сотрудники Евгений Ухов и Борис Усов, сидевшие здесь же в тесном кабинете, настороженно на меня поглядывали; когда я беседовал с А.В., Ухов сидел прямо, прислушивался, его уши вздрагивали. В дальнейшем я ближе познакомился с коллегами; Евгений Ухов был даже красивый собой, но производивший какое-то неприятное впечатление: скрытный, угрюмый, подозрительный, завистливый, нахмуренный, глядит исподлобья; у него были чёрные волосы, белая кожа, лицо круглое, гладкое и, то ли совершенно непроницаемое, то ли попросту пустое; глаза голубые, как лёд, от которых ничего не ускользало, и в которых ничего нельзя было прочитать; он был среднего роста, неспортивный, рыхлый; когда я однажды обратился к нему с каким-то вопросом по применению добавок (ведь он был одним из авторов Указаний для строителей, изданных НИИЖБом), он высокомерно открыл таблицу в приложениях, намекая, чтобы я сам разбирался; больше я никогда не обращался к нему за помощью; был он каким-то безрадостным флегматиком.

Борис Усов по внешности и характеру был полной противоположностью Ухову; ростом выше среднего, худощавый, спортивный парень; характер сангвинический, открытый, приветливый, отзывчивый; позже я понял, что оказался конкурентом Ухову, который будучи соискателем, делал диссертацию по противоморозным добавкам уже около пяти лет, но никак не мог её окончить, хотя имел публикации; симпатичный мне Боря Усов занимался тепловой обработкой бетона; с ним мы сдружились; позже он стал работать в отделе информатики и стандартизации, но связь с ним не прекратилась.

А.В.Лагойда, который был выпускником МХТИ, дал мне ознакомиться со своей диссертацией, в которой наиболее полно была выражена суть механизма взаимодействия поташа с минералами цемента в бетонах, твердеющих при отрицательных температурах; полдня я бегло знакомился с этой научной работой; впоследствии она стала для меня образцом написания диссертации, но об этом ниже; получив напутствие своих научных руководителей С.А. Миронова и А.В. Лагойды, взяв в лаборатории научные материалы и нормативные документы по применению химдобавок в бетонах, а также список рекомендованной литературы, я отбыл в Красноярск; рассудил просто: попробую (помнил «если вы попробуете, у вас есть два варианта: либо получится, либо нет; а если вы ничего не будете делать, то вариант только один»), если за год успеха не будет, уйду из НИИ и буду работать на производстве.

Обучение в аспирантуре имело некоторые важные для меня льготы; во-первых, в удостоверении не было указано, что я заочник и поэтому мог летать на самолёте за 50% стоимости билета, а однажды, когда я был в служебной командировке, по моему льготному аспирантскому авиабилету летела со мной в Красноярск тёща с маленьким Сашей; во-вторых, согласно постановлению правительства, заочному аспиранту, где он бы не работал, предоставлялся один свободный день в неделю (т.н. библиотечный день); я этой льготой почти никогда не пользовался, но мои руководители в НИИ знали о существовании свободного дня; через три года перед защитой отдел аспирантуры помог мне бесплатно отпечатать в типографии реферат и, главное, предоставил мне институтского художника, который прекрасно выполнил 22 плаката, что стоило бы у частника очень больших денег.

В конце командировки предстояло подписать отзыв на научно-технический отчёт по якутской теме; в лаборатории коррозии меня принял В.М.Москвин; теперь я впервые лично познакомился с ним: он был бодр и великолепно выглядел; полистал отчёт со снисходительной улыбкой, и отправил меня к Иванову; при этом взгляд его был холодный и твёрдый, как угол чемодана; я не стал напоминать ему о публикации 1936 года, когда он, молодой учёный, преждевременно остановил свои исследования по химдобавкам; подумал, что возможно ему это напоминание будет неприятно услышать, да и посчитает, что я хвалюсь. Позже, бывая в НИИЖБе, я видел, как свои 70 лет В.М. носил с небрежной лёгкостью, сбегал по ступенькам парадной лестницы с третьего этажа главного корпуса института; видимо, у него не было большого желания показывать всем, как сильно он постарел; не хотел, чтобы его запомнили дряхлым, ковыляющим стариком.

На следующий день я встретился с Фёдором Михайловичем Ивановым в его кабинете; рассмотрел его внимательно; это был элегантный и сильный мужчина лет пятидесяти; высокого роста, широкоплечий и статный с добрым лицом и мягкой улыбкой; он просмотрел отчёт и подписал отзыв; мы разговорились, я его спросил о случаях коррозии бетона (т. н. белая смерть бетона); он рассказал о своей работе в командировке на Дальнем Востоке; в шхерах, где стояли подводные лодки, несущая бетонная облицовка со временем стала так сильно коррозировать, что выделяемые из бетона белые порошкообразные новообразования приходилось убирать при помощи лопат; при последующем ремонте применялся гидрофобный цемент для жёсткого и хорошо уплотняемого бетона. В последующем при частых наездах в НИИЖБ, я постоянно встречался с симпатичным Ивановым; мы здоровались, он всегда приветливо улыбался; я вспоминал свой промах на экзамене и его смех; «о человеке легче всего судить по смеху и походке»; его, замечательного человека, походка была ровна и спокойна.

VIII

В июне Галя с Кирюшей уехали в Ростов и оттуда на море в Леселидзе, где она работала воспитателем в группе малышей Ростовского пионерлагеря «Солнечный»; Кирюшу определили в старший отряд. В августе я пошёл в отпуск; кстати, в те времена, надо было обязательно использовать годовой отпуск, иначе он пропадал; т.е. не брать отпуск по причине производственной необходимости и накапливать отпуска, как это имело место на строительстве, не разрешалось. Я на ИЛ-18 полетел в Сочи, чтобы оттуда прибыть в Леселидзе; хорошо запомнилась посадка для дозаправки самолёта в Оренбурге: когда вышли из охлаждаемого кондиционером салона самолёта на трап и пошли к зданию аэровокзала, сразу попали в жару плюс 45 градусов в тени, дышать было очень трудно.

В самолёте я сидел слева у окна, рядом со мной школьница – старшеклассница, круглолицая, румяная, со светло-русыми волосами, гладко зачесанными за уши, которые у ней так и горели; своими большими глазами с удивлением посмотрела на меня, когда я садился; улыбка её была совсем детская и очаровательная, а голубые глаза – чистые, как кристалл; через некоторое время к ней подошёл командир экипажа, её отец, мужчина громадного роста, крепкий, широкоплечий, статный, настоящий гигант, сильный и довольно красивый; он сказал, что сейчас будем пролетать над Эльбрусом и можно всё хорошо рассмотреть при ярком солнце;