«Проповедуйте добродетель и упражняйтесь в оной; ибо, когда заблуждается пастырь, заблуждаются и овцы»

Способствуй, российское купечество, изобилию и обогащению сей империи и обогащайся не отягощением, но облегчением сынов российских и заслуживай себе почтение не получением чинов, но услугою отечеству! А ты, духовенство, первостепенствуя в обществе и начальствуя над душами нашими, устремляясь к ежедневному проповедованию святой добродетели и к истреблению беззакония, исправляй грешников и отлучай злодеев от сообщества праведных; ибо они на сие слово, что нет греха, побеждающего человеколюбие Божие, излишне надеются: к чему их покаяние, когда они довольствуются соделанными своими согрешениями, а обиженные ими страждут? Проповедуйте добродетель и упражняйтесь в оной; ибо, когда заблуждается пастырь, заблуждаются и овцы. Счастливо то тело, у которого все члены здравы и способны ко трудам, и премудра глава: и блаженно то общество, которым правосудный государь повелевает.

О пространная Российская империя, будь так же устремлена к общему своему блаженству, как премудра глава твоя; да не тщетно, но к пользе твоей и к славе твоей императрицы в подсолнечной[7] возгремит имя Великой Екатерины! Утверждай, государыня, правосудие на престоле российском к безопасности нашей и для способности нам быть здравыми и полезными членами твоего и нашего отечества, и когда обличенное беззаконие скрытое в человечестве, единым человечеством тебя умилостивлять будет, вспомни тогда милосерднейшего на свете государя, которого лишившись, Римская империя в отчаянии своем воображала, что не только Рим и Италия, но вся вселенная погибает. Плакал Тит, когда беззаконникам подписывал казни; плакал но подписывал; ибо без того был бы он участником совершенного ими беззакония.

Будь, государыня, будь всегда матерью любезному своему народу, награждай добродетель, исправляй пороки наши и рази беззакония! Будь чадолюбивая матерь и страшный судия. Злодеи ни малейшего помилования не достойны. Политика определяет им казни, дабы отвратить других от подобного злодейства, а истина отмщения требует, хотя бы сим отмщением и не отвратились другие злодеи от беззакония; ради сего единого, чтобы добродетель над беззаконием торжествовала: нет милости, сопротивляющейся правосудию, и нет правосудия, сопротивляющегося милости. Милость и гнев молчат на праведном суде, и измеряет наши преступления бесстрастная истина. Геройство есть высочайшая степень честности, милость – высочайшая степень правосудия. Воевать за отечество есть дело честности: отваживаться за отечество на крайние опасности есть дело геройства. Награждать достойного человека есть правосудие, обогащать его, ради пущего к услугам отечеству возбуждения, есть милость и ему, и отечеству; но все имеет меры. Меры имеет и награждение. Точный возмездия размер известен единому Богу, и чем более человек, а особливо монарх, имущий способы более всех смертных подавать роду человеческому блаженство, к точности сей приближается, тем более уподобляется он Богу. Но когда милость есть высочайшая степень правосудия; отчего же вредные и бесполезные люди отечеству любят милость и правосудие ненавидят? Не оттого ли, что милость не наказывает? Нет: и милость наказания определяет; но оттого, что они слову «милость» иное и совсем противное знаменование приписывают. Милость, по их описанию, есть упущение или уменьшение надлежащей казни, то есть нарушение правосудия и награждение людям, не учинившим ни роду человеческому, ни отечеству ни малейшей услуги, то есть награждение тунеядцам, и следственно нарушение же правосудия. Кажется мне, что надлежит умягчать законы, ежели они излишне строги, а не казни, законами определенные. Во власти государской уменьшать наказания, но правосудные государи, какова наша обладательница и ей подобные, не власти своей следуя, но облегчительным обстоятельствам, наказания уменьшают, полагая проступки на весы с заслугами, или облегчая казни человеколюбиво, без озлобления другим, хотя беззаконники и никаких прежде заслуг не имели: да и то не в учиненных кому-нибудь участных обидах. И не в государственных делах касающихся до всего общества; да и в том поступается весьма рассмотрительно; ибо и те преступления с преступлениями общенародными связаны.

Самодержавию никто кроме истины закона предписать не может; но как мы подчинены самодержцам, так и они подчинены истине, потому что на все многочисленные или тем более бесчисленные обстоятельства законов уставить никак нельзя; значит, нет лучше самодержавного правления, когда самодержец премудр и праведен. И, таким образом, тончайшее его рассмотрение, по праведному его благоволению, может увеличивать и уменьшать установленные наказания. Счастливы те обиженные, которых дела имеют ложный и кажущийся многообстоятельным вид истины, требуя тончайшего разобрания совести, до рук беспристрастного доходят самодержца, чего во многоличном правлении челобитчики лишаются; ибо в республиках невозможно обвинить человека, на что нет точного закона, а в самодержавном государстве и без предписания точного закона истина обвинить может; и сходнее с любочестием нашим повиноваться единому человеку, нежели многим.

«Геройство есть высочайшая степень честности, милость – высочайшая степень правосудия»

В прочем не праведны законы, клонящиеся и к излишней строгости, и к излишнему милосердию. В малых преступлениях тяжки законы, клонящиеся к жестокости, в великих преступлениях пагубны законы, клонящиеся к милосердию. Неуместны жестокости против слабостей человеческих, и неуместно человеколюбие против беззакония. Похвальны только законы, установленные по размеру преступления. А таковые законы без нарушения истины во исполнение установления их облегчаемы быть не могут. Кто чего достоин, тот и возмездие таковое иметь должен. Кто имеет заслуги и просит государя, дабы он из милости награжден был, так просит он: я оказал отечеству услуги, но, лицемеря, говорю, что я их не оказал; так награди меня за это лицемерие, дабы не думали люди, что ты меня за мои услуги награждаешь, и истреби тем похвалу сего награждения, дабы другие в награждении за услуги отечеству не имели надежды. Когда не оказавшие услуг отечеству люди пожалования из милости просят, так их прошение таково: я отечеству услуги не оказал, так за то награди меня, дабы взирая на меня и другие услуг отечеству не делали. Дерзновеннейшие просители просят и жалования другим не в образец: наглое самолюбие. Правосудие никого от возмездия не исключает и отвергает от монарха престола таких дерзновенных о не заслуженном просителями воздаянии, и требователей неправды от правосудия, и ясно видящих то, что требование их против истины, и что эта неправедная милость ни на кого изливаться не долженствует. Еще хуже люди, ищущие для целого общества, нежели ищущие ради себя единого, нарушения истины; там есть еще искра совести, а здесь нет и следов ее.

Есть еще некое весьма дикое разрушение правосудия: говорят судьи, что человек может быть по законам прав, а по совести виноват; так или неправедны законы или безумны судьи; когда видно, что человек по совести виновен, так надобно изобличить виновного, ежели у судей в голове есть разум,