Послышалась тихая и довольно приятная музыка. Анджелапоявилась в середине зала внезапно, как будто материализовалась из воздуха. Наней было белое длинное платье из плотного шелка, руки оголены по самые плечи.Ни на руках, ни на шее не было никаких украшений, только на голове светлыекудри прикрывал венок из белых, едва распустившихся, бутонов роз.

Песенка была хороша, исполнительница тоже. Борис против волизалюбовался ею. В противоположной стороне зала обосновалась шумная компанияфранцузских офицеров. Один был толстый и усатый, как Тартарен из Тараскона. Отпесни они все пришли в неописуемый восторг, впрочем, как и вся остальнаяпублика. Грянули овации. Борис опомнился и придал лицу выражениеневозмутимости.

Анджела улыбнулась особенно чарующе, затем сняла с головывенок из белых роз, сделала несколько мелких шажков и бросила венок Борису.Реакция у него была отличная, так что он успел поймать венок на лету, послечего встал и поклонился мадемуазель Анджеле – вежливо, но без улыбки.

– Мадемуазель оказала мосье большую честь, –угодливо захихикал над ухом Бориса неизвестно откуда взявшийся официант. –Господину следует поблагодарить мадемуазель, выразить ей свое восхищение.

– Быстро говорите, что я должен сделать, –пробормотал Борис, не разжимая губ.

– Господину полагается подойти к мадемуазель и вернутьей венок с каким-нибудь ценным подарком, – и видя, что Борис нахмурился,прожженный тип тут же поправился: – Можно дать деньгами.

«Ну и порядки, однако, завела мадемуазель!» – мелькнуло вголове у Бориса. Он секунду помедлил, не зная, как поступить, и тогдапрохиндей-официант добавил уже более фамильярно:

– Господин не пожалеет, что заплатил. Мадемуазельнечасто балует публику таким зрелищем. И немногие счастливцы удостаиваютсяполучить венок. Это своего рода пропуск к сердцу мадемуазель, – слугасовсем уже непристойно хихикнул и добавил: – А также в ее постель. Говорят,потрясающе! Мосье – счастливый человек, ему сегодня везет!

– Мерзавец! – Борис скривился, как от зубной боли,так ему стало противно.

Официант отскочил испуганно, а к столу Бориса подошелфранцузский офицер, самый буйный и громкоголосый. Его гулкий бас раздавалсявесь вечер, он бурно выражал свои восторги мадемуазель Анджеле, выделяясь извсей компании французов.

– Господин русский! – француз был пьян, но наногах держался твердо. – Прошу вас отдать мне этот венок.

– С чего это? – изумился Борис.

– А с того, что я желаю его у вас купить! –француз протягивал деньги, но Борис не видел, какие там купюры.

– Я никаким товаром не торгую, – бросил Борис.

Толстого француза уже дергал за руку какой-то маленькийвертлявый тип из той компании. Он прошептал что-то ему на ухо, но тот уперся изагудел:

– Вы, русские, не должны быть так упрямы. Вы здесьнаходитесь на птичьих правах. Да если бы наше правительство не было такгуманно…

От бешенства у Бориса потемнело в глазах. Он вспомнил,какими глазами смотрел на них с Алымовым капитан французского миноносца, когдапринимал их на борт в Новороссийске – оборванных, измученных, едва спасшихся отсмерти в холодной мартовской воде. Полковник Горецкий купил их жизни за ящикзамечательного Абрау-Дюрсо.

– Сволочь французская, – вполголоса по-русскипроизнес Борис, глядя в глаза офицеру.

После этого он добавил несколько выражений, которым научилсяот казачков, которые в свою очередь подхватили их в России от революционныхматросов. Ведь всем известно, что такой ругани, как у матросов, больше нигде неуслышать.

Французы не поняли значения его слов, но интонацию ивыражение лица оценили по достоинству. Толстый сверкнул глазами и, воинственношевеля усами, стал было надвигаться, но Борис быстро отвернулся, подозвавзнаком официанта. Он схватил со стола злополучный венок, смял его, вложиввнутрь довольно внушительную пачку денег и сказал, протянув все это официанту:

– Передашь мадемуазель. Скажешь: в благодарность запесню. Понял: в благодарность за песню! И чтобы никаких намеков непристойных!Всякий тут будет европейскую женщину позорить…

Слова его были отлично слышны всем – и французам, ипрохиндею-слуге, и даже, кажется, самой мадемуазель Анджеле. Борис швырнул настол остатки денег, поклонился на прощание мадемуазель, щелкнув каблуками, ивышел из зала. Он был зол на себя за то, что не сумел выполнить порученноедело, зол на Горецкого за то, что тот заставил его заниматься таким вздором,зол на англичан за то, что жаждут бакинской нефти, зол на сволочей французов зато, что предали Русскую армию, а Колчака вообще сдали большевикам… Но большевсего он был зол на эту белобрысую дуру, которая бросила ему венок и поставилатем самым в неловкое положение.

«Нет, не гожусь я в коварные соблазнители!» – думал он.

Борис не заметил в запале, что обиженный слуга переговорил очем-то с вертлявым французиком, который сопровождал толстяка, похожего наТартарена из Тараскона. Французы были разгорячены вином, а поведение Борисаочень их разозлило. Официанту же мало досталось на чай, да и вообще он поприроде своей был негодяем.

Борис вышел из дверей и, оставив за собой освещенное кабаре,быстро пошел по улице. Ему хотелось пройти пешком, чтобы движением разогнатьнакопившиеся эмоции. Он обогнул здание, в переулке было темновато и пустынно. Итут вдруг откуда-то из темноты выскочил оборванный нищий и быстро-быстрозабормотал что-то по-турецки, протягивая к Борису руки.

Три года, три долгих года длилась в России Гражданскаявойна. Из этих трех лет полтора Борис пробыл на фронте, а полтора – колесил поРоссии, спасаясь от красных, махновцев и разных прочих лихих людей. За три годау него выработалась отличная реакция на опасность. Вот и сейчас за долю секундыон сообразил, что нищий пристал к нему неспроста. И когда слева во мракемелькнула смутная тень и раздался еле слышный шорох, Борис уже схватил нищегоза плечи и швырнул его с размаху в ту сторону, откуда раздавалисьподозрительные звуки.

Послышался не то вздох, не то всхлип, Борис вгляделся втемноту и различил там две фигуры. Одна отбросила от себя неподвижное телонищего. Тот упал вперед лицом, из спины у него торчала рукоятка ножа. Ударнесомненно предназначался Борису. Человек, стоящий в тени дома, просто неожидал такой быстрой реакции Бориса и не успел отвести руку. Нож поразил егосообщника. Оставшись безоружным, убийца отступил в темноту в замешательстве, ноБорис в два прыжка настиг его и угостил таким ударом в челюсть, что у тогоклацнули зубы и он свалился на землю как подкошенный.

– Вот, значит, как здесь встречают, – пробормоталБорис. – Добро пожаловать в Константинополь!

Со стороны освещенной улицы послышался окрик полицейского,затем топот ног подбегающего человека. Борис в панике огляделся. Бытьсхваченным на месте преступления прямо над свежим трупом не входило в егопланы. Разумеется, полковник Горецкий вызволит его со временем, но потратит наэто много английских денег, потому что турецкие полицейские, возможно, иобладают какими-то достоинствами, но неподкупность в их перечень не входит.Английских денег Борису было не жаль, но тратить время на разбирательства сполицией тоже не хотелось.