надрывно, как в детстве. Что-то внутри себя отпустила. Смогла.

смогла

И все как есть – как было – рассказала.

семь

(третий день после Нового года)

У них получился очень долгий разговор.

Долгий монолог, не прерываемый громким дыханием. Инна молчала, кивала, казалось, чувствовала, как нервозно, отчаянно Сашино желание ей раскрыться, как страшно это делать в первый раз.

Саша закончила, замолчала, вдохнула-выдохнула. Чего-то ждала.

– Тебе было совсем плохо. Почему не сказала?

Она замерла. Почти восемь месяцев прожила одна – не считая разовые связи, – без близких, то в больнице, то в квартире, лишний раз не открывая рта, не жалуясь на свое состояние. Копила вину и ненависть. Жалила себя изнутри. Но сейчас неожиданно подумала, что жаловаться-то должен был он, ребенок, пострадавший, а не она, инфантильная недоженщина.

– Я сделала ему много плохого. Какая из меня…

Она так и не сказала этого слова на букву «м». Но Инна поняла.

– Сейчас хотела бы исправить. Но вдруг уже поздно? Вдруг это я виновата, что он останется таким? Как я смогу с этим жить?

Саша сглотнула слюну. Вытерла последние слезы, после которых неминуемо приходит пустота. Отпила мартини. Говорить об этом после тягучего многомесячного молчания было противно и тяжело.

– Когда родилась Машенька… – медленно начала Инна, заправляя пышную прядку в низкий хвост. – Когда она родилась, у меня обострилась тяжелая депрессия.

– Да? – вырвалось у Саши.

– Да. Три психиатра и множество препаратов – полгода мой муж жил один. Как ему казалось. Как потом он делился у семейного психолога. Я была рядом лишь физически. Спала, иногда ела, рисовала в альбоме. Считала пульс. Я и надеялась, и нет, что однажды ночью он возьмет и остановится. Это было страшно.

Инна отстраненно взъерошила волосы.

– Маша, малютка, ничего не замечала. А мы не понимали друг друга. Почти разлюбили. У Жени появился кто-то, кого он начал скрывать. У нас, знаешь, всегда были свои, не совсем стандартные договоренности. И я и он любили пофлиртовать, поэкспериментировать. Заводили так называемых друзей, по типу fwb.

– Fwb?

– Ну да, «друзья с преимуществами». И в гости ездили, и целыми семьями знакомились. Но друг с другом всегда делились эмоциями, рассказывали, не было ничего важнее нашей любви. А тогда он страдал с другими, с другим. Я страдала и боролась одна.

– Что тебе помогло? – прошептала Саша, подливая прозрачную жидкость в ее, а затем и в свой стакан. Хорошо. Сверху сок.

– Я очень-очень любила Машеньку, – сразу ответила Инна.

Она хмыкнула и продолжила:

– Ну и помогли лекарства, конечно, правильная терапия.

Отпила.

– Постепенно все стало налаживаться. Мы наконец поговорили. Пошли на прием к семейному психотерапевту. Обсуждали новые для нас роли родителей. Родителей особого ребенка. Плакали, ругались, поддерживали. Снова плакали.

А как у них сейчас хотелось узнать Саше, но пока – она чувствовала – это был бы личный вопрос. Она только прошептала:

– Спасибо, что поделилась.

– Сказала отцу? – резко уточнила Инна.

– Пока нет. Не могу. Не хочу. Не знаю.

– А подругам?

– Подругам, – горько повторила Саша. – Их было две-три, а сейчас? Сама виновата. Из меня та еще подруга.

подруга, которая оттолкнула всех, кого могла

– А они пишут, звонят?

– Редко переписываемся «как дела – нормально». Они думают, я застряла в ребенке.

– Поделись. Это не страшно. Тебе станет легче.

– Уже стало.

– Это твои близкие, – напомнила Инна. – Вечно убегать не получится.

– Не получится, – упрямо подтвердила Саша.

– Необычный ты человек, Александра, – прищурившись, посмотрела на нее Инна. – Почти все, да что уж, все первым делом рассказывают родителям, мужьям, друзьям, родственникам. Одной слишком тяжело. Слишком. А ты тянула на себе.

Дело в том, что я бы поделилась – делить боль, делить делить – но у меня никого нет подумала Саша уже ни праба, ни мамы И тут же себя одернула – есть. Есть, остался же папа. Чего это она?

– А Марк? Не общались?

– Не-а. Даже не интересовался. Это странно, но я думала, что он написал в день родов. Обижалась. Удивлялась, как он узнал больницу и диагноз. А потом поняла, что это все мне привиделось. Проверила – сообщений, естественно, нет. Он заблокирован.

– Да уж.

– Да. Может, я это придумала, чтобы было на кого злиться, – сказала вдруг Саша.

– Логично, – подтвердила Инна. – А сейчас злишься?

– Не знаю. На себя злюсь.

Инна села рядом и обняла сгорбившуюся Сашу за плечи.

– Ты гораздо лучше Марка.

Саша дернулась, сопротивляясь словам, и подруга добавила:

– Будешь лучше.

Саша расслабилась, приобняла Инну в ответ, обмякла от человеческого тепла.

Буду подумала она.

постараюсь

Наутро Саша, помешивая сахар в кофе, спросила:

– И что же мне делать? Если я сейчас хочу что-то сделать.

– Получить помощь, – твердо сказала Инна. – Оформить все выплаты. Ты хоть что-то делала? Нет? Ну вот. И займись инвалидностью.

Саша вздрогнула.

– На диагнозы сейчас не смотри, не думай. Получи деньги. Там немного, но тревогу снимет, хотя бы на время.

– Я еще думаю про работу, – сказала Саша.

– И правильно, – кивнула Инна. – Кроме тебя, тебе никто не поможет. Но это и хорошо.

И собралась домой.

* * *

Саша еле дождалась первого рабочего дня. Стояла в автобусе с коляской. В соцзащите нужно отдать бумажки. Чтобы не умереть с голоду. Просто не умереть не думать о диагнозе, не думать!

Она старалась отбросить негативные мысли. Ей же стало легче. Вот. И она намеревалась это «легче» сохранить как можно дольше.

В эти праздничные дни она с особым вниманием ухаживала за ребенком: гуляла, кормила, переодевала, учила переворачиваться на животик, отходила в ванную и била себя по щекам, когда раз за разом ничего не получалось. И хотелось разораться. На себя. Хотелось обвинять. Себя. Хотелось взять и бросить. Но нет. Это проходило. И можно было начинать сначала. Вот только охладить под ледяной струей красные руки и заплаканное лицо.

Она начала читать ему – или ему для себя – сказки. Гладить по животику. Ловила себя на том, что подолгу смотрит на него спящего и пытается разгадать, что творится там, в маленькой, обрастающей волосиками голове.

Она переписывалась с Инной, почти решилась написать папе, бродила по сайтам и быстро вышла на форум, где общались родители, в основном мамы, у которых родились дети с инвалидностью.

Форум оказался большим. Полезной информации столько, что Сашин мозг через полчаса перестал справляться. Нужна была правильная дозировка. Чуть ниже основных она увидела группу с общими обсуждениями, личными историями. ДЦП, эпилепсия, реабилитация, инвалидность, помощь, аутизм. И вот там и застряла. Сначала потерялась в темах, ветках, сообщениях, но чем больше читала, тем больше затягивало.

Некоторые темы уже названием ее ранили. Входили в душу резко, без подготовки – больно. Она не хотела еще как хотела заходить и читать, но заходила и читала. А как начала, так не могла оторваться.

почему отцы уходят от детей-инвалидов

как выжить в Москве на пособие

родитель особого ребенка – крест или благо

не справляюсь как сдать малыша в детдом

взрослые инвалиды в социальных деревнях

как выжить в маленьком городе родни нет я одна

не могу принять диагноз ребенка не хочу жить

месячные у лежачих детей

«служба передышки» или как родителям не сойти с ума

подростки-инвалиды хотят секса что делать как помочь

общество выбрасывает наших детей на помойку

родила овоща муж ушел к другой здорового рожать

нетрадиционные методы лечения наших особят

Они, эти женщины, писали все как есть, в несладких, объемных подробностях. Может, это именно так и работало, плакала Саша – вывернуть душу, омыть слезами чем же еще а потом пересобрать заново, чувствовать, конечно, чувствовать чужеродность, первое время страдать от неудобства – ведь как иначе, не каждый день кто-то и она сама копается в твоем в собственном нутре. Но хотя бы избавиться от зажима, хотя бы вдохнуть и выдохнуть. С болью, но открывать легкие.

с болью, но дышать

И понимать, что кто-то готов дышать с ней. Она, они уже были не одни. Они все, родители особых детей, вместе стояли против горя, против этой беды.

Ш-ш-ш-р.

Что-то зашуршало прямо перед Сашиным лицом. На очередной остановке набилось еще больше людей. Коляску она