Дождавшись тишины, он встает, берет в руки пачку билетов, тасует их как колоду карт и медленно проходит по рядам, сам вытаскивая карточки для студентов. И да, он знает, что мы знаем, что так не положено. Но на моей памяти пока никто не пожаловался на него и даже не попытался протестовать против такого подхода к зачету.

— Ну что, ж, будущие коллеги, надеюсь, не все вы, а только те, кто действительно готов к этой сложной профессии, требующей самопожертвования, на что способен далеко не каждый. Даю вам двадцать минут на подготовку, а потом начинаю вызывать сам. В том порядке, который посчитаю нужным…

— Простите, Александр Александрович, — поднимаю я руку и смело встречаю его гневный взгляд. Ну как же, я осмелилась перебить его. — Можно мне отвечать первой?

— Причина? — он хищно раздувает ноздри, а сидящие рядом девчонки чуть ли не ныряют под парты, чтобы их не зацепило волной.

Я глубоко вдыхаю, как перед прыжком в ледяную воду, и выдаю.

— У меня собака одна. Она… то есть он, не может находиться в одиночестве.

Рядом раздаются несмелые смешки. Народ затаился в предвкушении знатной “порки”.

— Что за порода? — вдруг внезапно выдает “великий и ужасный”.

— Той-терьер, — я поджимаю губы, потому что… Ну мне правда надо поскорее вернуться к Принцу.

— Громова? Вы же Громова?

Я лишь утвердительно киваю.

— И с каких же пор, Громова, у вас появился собака? И как при этом вы ранее ходили на лекции?

— С тех пор, как у той-терьера хозяйка попала в больницу. А меня попросила присмотреть за ним. Со вчерашнего вечера. — Карточка с вопросами слегка дрожит в руках, но я лишь стискиваю ее покрепче.

— Вот как? Ну что ж. Идите первой. Но прямо сейчас. Без подготовки.

Мне не остается ничего иного, как подхватить свои вещи и направиться к его столу. Блин, даже тезисы не успела накидать, наверняка что-то выпущу или забуду упомянуть. Но и черт с ним.

Уже через пару минут Сан Саныч присаживается за свой стол и складывает на нем большие крупные руки — довольно ухоженные для мужчины.

Я неловко ерзаю на стуле, и из рук выскальзывает открытая сумка, а из нее выпадает ошейник Принца, который я не стала надевать на него, но на всякий случай взяла с собой.

— Откуда у вас эта прелюбопытная вещица? — вскидывается Троекуров и требовательно протягивает руку к ошейнику.

— Это ошейник той самой собаки, с которой я должна сидеть, пока его хозяйка в больнице, — я передаю Сан Санычу собачий аксессуар

— А как зовут хозяйку?

— Анфиса Гавриловна, — я с удивлением рассматриваю преподавателя, на лице которого внезапно прорезается несвойственное ему выражение нежности, когда он аккуратно проводит пальцами по прикрепленной с обратной стороны табличке с выгравированным на ней прозвищем пса и телефоном владелицы животного.

— Что с Анфисой?

— Вы знакомы?

— Она меня когда-то здорово выручила. Так что с ней?

— Я не дозвонилась до приемного покоя. Но соседка сказал, что скорая забрала ее с сердечным приступом.

— Какая больница?

— Третья городская. Первая кардиология.

— А вы какое отношение имеете к Анфисе?

— Я ее подруга.

Преподаватель задумчиво смотрит на меня и жует губами.

— И как давно вы ее подруга?

— С семи лет. Моих, разумеется. Меня привели к ней проколоть уши. Мне было страшно, а она разговаривала со мной как со взрослой. Сказала, что больно будет. Но не долго. И что боль — не самое страшное, что может с нами случиться. И что гораздо больнее, когда тебя обманывают. И после окончания процедуры я предложила ей стать подружками. Потому что друзья друг другу не врут.

— И что, было больно?

— Тогда мне показалось, что да. Больно, но все-таки терпимо, как она и предупредила.

— И она доверила вам свою собаку? — прищуривается Троекуров. — И где же Принц сейчас?

Анфиса, Анфиса, да тебя и твое дражайшее Высочество, похоже, действительно знает полгорода.

— Он сейчас у Евгения Борисовича на работе. Это знакомый ветеринар Анфисы.

Сан Саныч кивает головой и достает из внутреннего кармана пиджака мобильный.

— Так что там с билетом? — уткнувшись в гаджет и строча на нем что-то, спрашивает Троекуров.

Я зачитываю вслух первый вопрос и начинаю отвечать на него. Иногда перескакиваю, потому что без написанных тезисов мысли опережают язык, но тема мне знакома, и я уверена, что даже если упущу что-то, то на дополнительные уточняющие вопросы отвечу без проблем.

Я на мгновение замолкаю, чтобы немного сосредоточиться, но преподаватель останавливает меня.

— Все понятно, Громова. Идите.

В растерянности я перевожу взгляд с него на придвинутую мне зачетку вместе с собачьим ошейником. Не удержавшись, открываю книжицу и вижу “отлично” по сдаваемому предмету.

— Но я же не рассказала билет полностью, — искренне недоумеваю я.

— Мне не обязательно слушать ответ на все вопросы, чтобы понять, насколько хорошо готов студент. Идите, Громова. И передавайте привет Анфисе Гавриловне. И еще… — он вырывает лист из своего блокнота и быстро пишет на нем что-то. — В первой кардиологии пациентам частенько запрещают пользоваться гаджетами. Если она не наберет вас сегодня сама, позвоните по этому номеру ее лечащему врачу. Ирина Юрьевна Старенкова, зав отделением. Скажите, что этот телефон вам дал я. Если там что-то серьезное, она даст вам знать. Но будем надеяться, что Анфиса выкарабкается и в этот раз.

— Она настоящий боец. Она выберется, — убеждено машу я головой, принимая из его рук записку и зачетку с ошейником.

— Хотелось бы верить, Громова. Очень хотелось бы, — печально улыбается преподаватель на прощание.

Слава богу, Анфиса звонит мне в этот же день сама. И голос ее довольно бодр и звучит оптимистично.

— Лизок, детка, привет. Не переживай, я жива, хотя здоровье довольно относительно. Как тебе ночевалось на новом месте? Приснился жених?

Я подхватываю ее шутливый тон и так же бодро рапортую.

— Никак нет, мон женераль. Жених присниться не изволил, зато Троекурову сдала на отлично. Сама удивилась.

— Тут нечему удивляться, — возражает Гавриловна. — Шурочка у нас очень умненький мальчик и прекрасно разбирается в людях. Кому как не тебе ставить тогда “отлично”? А как там наше Высочество поживает? Ох, как же мне здесь тоскливо без него, — сокрушается женщина.

— Высочество подпрыгивает от нетерпения в ожидании своей госпожи и повелительницы. У него все прекрасно.