– Физически да, – заплакала Арина, – ее к аппаратуподключили. Прогнозов никаких. Соображений по поводу того, отчего она впала вэто состояние, тоже. Сейчас врачи делают всякие анализы, я сижу в коридоре.

– Езжай домой, – посоветовала я.

– Оставить маму одну? Нет.

– Ты ей ничем не поможешь. Нина не видит тебя.

– Я буду с ней разговаривать, – упорствовала Арина.

– Думаю, Нинуша тебя не слышит, – осторожно сказала я, –кома не дает человеку возможности общаться.

– Ты не врач!

– Верно.

– А медсестры сказали: необходимо сидеть и держать ее заруку, – кипятилась Арина. – Они видели, как люди неожиданно из комы выходят.Кое-кто из больных потом сообщал, что все чувствовал и понимал, но сказать немог. В общем, я с места не сдвинусь.

– Конечно, конечно, – поспешила согласиться я. – Привезтитебе поесть?

– Тут есть буфет. И люди очень милые, разрешили около мамыночевать. Володя, мой жених, постоянно рядом, он здесь главный, обо мне всезаботятся. Королев гениальный врач и непременно спасет маму. Ей станет лучше!

– Если Володя советует, то активно беседуй с Ниной. Онаобязательно поправится! – оптимистично сказала я. – Вернется домой, обниметЭрика, погладит Венедикта… Вот черт!

– Что случилось? – закричала Арина, у которой, похоже, нервыбыли натянуты как гитарные струны.

– Ерунда, какой-то идиот решил меня подрезать, – лихосоврала я, включая левый поворотник.

– Ты за рулем?

– Ну да, на шоссе.

– Тогда тебе лучше не болтать, – занервничала Арина, – япозвоню позже.

Я поставила трубку в специальную подставку на торпеде. Ееподарил мне Аркадий, и мне помимо воли приходится ею пользоваться. Я не люблюдумать о мелочах, предпочитаю, завершив беседу, швырнуть сотовый на пустоесиденье, но Кеша аккуратист и пытается приучить окружающих, в том числе и меня,к порядку.

Я опустила стекло и помахала рукой машине из соседнего ряда.Окошко иномарки приоткрылось.

– Что случилось? – спросила дама за рулем.

– Разрешите встать перед вами, – попросила я, – хочуразвернуться.

– Пожалуйста, – кивнула она.

Я довольно ловко вклинилась перед милой особой, поморгалааварийкой и повторила трюк с окном. На этот раз откликнулся мужик в кепке.

– Че надо?

– Извините, там, впереди, разворот.

– И че?

– Пропустите меня, пожалуйста.

– Че?

– Мне надо повернуть.

– И че?

– Сейчас поток тронется, я не сумею выполнить поворот,подождите пару секунд, я встану перед вами.

– Офигела, что ли? Я тороплюсь.

– Всего несколько мгновений! Поеду перед вами только доразворота.

– Научись шоферить, а потом за руль лезь! – гаркнул мужик изакрыл окно.

Я вздохнула. Автомобили впереди ожили, хам ринулся вперед.Ну вот, теперь придется ехать до другого разворота…

Внезапно «газель» в левом ряду поморгала фарами. Явысунулась в окно – водитель, белобрысый парень, замахал руками. Полнаяблагодарности к юноше, я перестроилась, развернулась и полетела назад вКиряевку.

Очень хочется думать, что Нина скоро поправится, но отОксаны я хорошо знаю: даже если Лаврентьевой удастся благополучно вынырнуть изкомы, восстановление займет месяцы. Это только в кино человек, пролежавшийдесять лет без сознания, открывает глаза, выдергивает трубки, катетеры,капельницы и начинает на глазах у рыдающих от счастья родственников плясатьджигу. В действительности такой больной похож на младенца, которого нужнозаново учить ходить, говорить, есть и пользоваться туалетом. Чем дольше длитсябеспамятство, тем длиннее путь реабилитации. Так что мне сейчас надо забратькота Венедикта – я же дала Нине обещание позаботиться о котяре, да вот в суетеначисто о нем забыла. Эрик не замечает Веню, а вот Валя откровеннонедолюбливает британца, утопит его и заявит:

– Удрал, назад не вернулся.

Путь до Киряевки занял считаные минуты (в ту сторону пробкине было), поэтому я нажала на газ и полетела птицей.

Дом Лаврентьевых оказался заперт – скорей всего Эрик и Валяпоехали в больницу. Держа в руках тканевое одеяло, которое обычно лежит на днебагажника моей машины, я растерянно топталась у крыльца. Я очень хорошо знаю,что на открытой веранде есть стол, а на нем громоздится здоровенный подсвечник,и если поднять его, то найдешь под ним два ключа от дома…

И тут в кустах мелькнула черная тень.

– Веня! – огорчилась я. – Значит, Валентина уже выперлатебя. Иди сюда… кис-кис-кис…

Кот вышел из кустов и издал странное шипение. Подобный звукможно услышать, если капнуть холодной водой на раскаленную сковородку.

– Поедем в Ложкино, – засюсюкала я, – временно…

Венедикт прижал уши к голове, но я оказалась быстрой, словномолния. В мгновение ока руки набросили на кота гобеленовую накидку, я схватилавырывающееся животное и поволокла в машину, ласково воркуя по дороге:

– Венечка, мы же хорошо знакомы! Почему ты, всегда спокойныйи апатичный, превратился в гиену? Мальчик, тихо…

Наверное, Венедикт узнал мой голос, потому что затих. Яположила спеленутое животное на заднее сиденье и решила ехать прямо в Ложкино.В конце концов с Дегтяревым можно поговорить и дома. На часах восемь, полковникнаверняка уже едет домой. Пока я доеду до родных пенат – начнется программа«Время». Сумасшедший июльский день пролетел с невероятной скоростью.

Подкатывая к дому, я с радостью отметила, что у Дегтярева вокне горит свет. Значит, Александр Михайлович и правда вернулся. Оставив машинупрямо у парадной двери, я, благополучно ни с кем не столкнувшись, влетела безстука в просторную спальню толстяка, увидела открытую балконную дверь икрикнула:

– Ты здесь?

С балкона донеслось покашливание.