них и никогда бы не доверил командование другому.

Нолофинвэ поднял брови.

— Я знаю, что подвёл всех, — ничуть не сожалел Глорфиндел и даже не пытался изобразить раскаяние, — но мой отряд должен оставаться моим! Пока я жив.

— Думаешь, ты незаменим?

Глорфиндел опустил глаза.

— Выпей вина, отдохни, коли пришёл, — Нолофинвэ развернул письмо. — Как видишь, ты очень вовремя. Тэлери прислали вести. Или предложения. А, возможно, и угрозы. Сейчас узнаем. К слову, Глорфиндел, где твоя сестра?

Золотоволосый Нолдо улыбнулся.

— Не знаю, мой король, но уверен — пользуется моментом, чтобы превзойти меня в воинском искусстве.

***

В порт вернулись рыбацкие лодки, и Эленнис со своими воительницами вышли на причалы.

Кружащие над морем чайки перекрикивали шум прибоя, а улетевшие с приходом Нолдор лебеди так и не вернулись.

— Мы просто рыбаки! — испуганно подняли руки Тэлери, выйдя на причал.

— Для вашего же блага, — выступила вперёд Ириссэ, поигрывая стрелой с розовым оперением. — Не только у вас есть гарпуны.

— У нас нет гарпунов! Только сети.

— Пожалуй, я проверю, — дочь короля Нолофинвэ хищно улыбнулась. — Присоединишься, Эленвэ?

— Что ты, девочка моя, — сложила губы в поцелуй супруга Турукано, — я же замужем. Мне нельзя прикасаться к мужчинам. Поэтому придется обыскать тебя, моя чёрная звёздочка. Позже.

— Может быть, мы пойдём? — предложил один из рыбаков, и эльфийки рассмеялись.

— Пусть идут, — Эленнис отмахнулась. Она смотрела на море и чувствовала скрытую угрозу. Что-то назревало… Что-то… Плохое.

***

— Король Ольвэ пишет, — обернулся к военачальнику Нолофинвэ, пряча письмо в стол, — что мы должны покинуть город в трёхдневный срок. И не указывает, с какого момента отсчитывать. А также, как именно они сами ведут счёт дням. Что будет, если мы не покинем город, Ольвэ тоже не сообщает.

— Значит, мы остаёмся?

Нолофинвэ усмехнулся. Какой ещё реакции можно было ждать от Глорфиндела? Но в чём-то он безусловно прав. Письмо короля Ольвэ было похоже на вынужденную отписку, словно его заставили отправить «врагам» хоть что-то. Если это так, угрозу не стоит воспринимать всерьёз.

— Лаурэфиндэ, — поднял бокал Нолофинвэ, — отправь нашему морскому королю от моего имени просьбу позволить нам дождаться кораблей в его городе. Мы можем для него что-то сделать, помочь как-нибудь. Мы готовы договориться с ним. Только пусть не пытается пугать Нолдор. Это… Плохая идея.

Никогда

Скучая лишь по ней одной, он говорил о ком угодно, изображал тревогу обо всех, кроме той, чей образ не отпускал, лишал воли и покоя.

Он так часто осуждал за малодушие и безволие своего отца, что уже не видел в нем иных качеств, поэтому бесконечно злился на себя за схожесть с ним и за то, что тоже проявил слабость. Надо было добиваться, а не подчиняться. Бороться, а не следовать. Любить, а не… Любить втайне.

Язык символов для переговоров на кораблях, переданный дедом, был по-своему прекрасен и поэтичен. Рука сама выводила значки на бумаге, составляя длинное пылкое признание, которое никогда не дойдет до адресата.

Никогда…

Какое страшное слово!

Никогда…

Тьелпе знал — многие были влюблены в Артанис безответно, многие сватались к ней, пели песни, читали стихи… Многие. А что сделал он? Всё это было слишком робко, слишком глупо!

Надо было… Обнять ее, подхватить на руки, впиться в губы!

Надо было! Но не сделано. И теперь от любви осталось одно лишь слово.

Никогда.

Дописав длинный текст, адресованный несбывшейся любви, Тьелпе вышел на палубу. Никто из рода Феанаро не садился на весла, корабль тянули силой мускулов «все остальные». Суда шли медленно, запасы истощались. Да, конечно, их ещё много, особенно на грузовых кораблях, но если ветер не поднимется…

Если не поднимется ветер, не удастся бросить на него никому ненужное письмо. И чайка не подхватит бесполезный листок, и волна не принесёт его в руки Артанис, чтобы она ВСЁ ПОНЯЛА.

Никогда.

Вот что надо осознать. Ушедшим из Средиземья за Феанаро нет пути назад, и Артанис точно не последует за безнадежно влюбленным… Слабаком?

Тьелпе смял письмо, порвал на мелкие клочки и бросил в застывшую зеркалом воду. Через мгновение бумага поднырнула под днище корабля. Это письмо больше никто не прочитает.

Никогда.

Всё за шёлк

— Я сказала: повозки должны легко переделываться в сани! Пусть лучше будут узкие и длинные, повезём их сцепкой! Полозья будут шире телеги, поэтому конструкция получится устойчивой! Слушайте, вас там вообще не было! Не судите! Мне лучше знать!

Артанис ругалась и поучала, командовала, наставляла, а Финдарато стоял на крыльце и наблюдал. В его изящных ловких пальцах превращались в цветы шелковые ленты. Когда-то он считал глупостью и безвкусицей создание мертвых цветов, не источающих живые ароматы, а теперь… Теперь Финдарато был готов отдать сокровища за шёлк, из которого можно смастерить венок…

Артанис заметила брата и, фыркнув, бросила нерадивых работников, не желавших делать легко снимаемые оси для повозок, утверждая, что такая конструкция не доедет до Хэлкараксэ, и прикреплять полозья будет не к чему.

— Что тебе запомнилось во льдах? — спросил Финдарато, сминая тонкую ленту, чтобы получился трепетный листок.

Артанис хотела ответить практично и по делу, но вдруг подумала, что самое яркое воспоминание — это ветер. Ледяной. Сбивающий с ног, срывающий капюшон, вышибавший слёзы. И сильные руки Нельяфинвэ, держащие за плечи на краю пропасти, не дающие упасть.

— Холод, — фальшиво улыбнулась Артанис, — холод и снег. И белый цвет.

— Белый… — задумался Финдарато.

— Да. Белый. А если намочить снег в воде, он становится податливым, и из него можно лепить цветы, а потом раскрашивать их, — сама не зная, зачем, сказала Артанис.

— Сестра моя любимая, — улыбнулся принц, — я и так согласен идти. Можешь не стараться. Вот, подарок. Бери.

В руку эльфийки лег шёлковый цветок. Золотой. С серебристыми листьями. Единство, ранее воплощенное в Древах Валар.

— Спасибо, Инголдо, — сдержанно улыбнулась Артанис. — Ты все сокровища в дорогу по сундукам разложил?

— Ой! Кажется, сбился со счёта! — схватился Финдарато