от вырезанных ножом из тела наконечников стрел. А здесь — просто ровный разрез. Пусть и очень глубокий.

— Тебя выбросило волной? — не отставал Глорфиндел, с интересом смотря на эльфийку лучистыми глазами.

— Да, — пожала плечами Митриэль. — А муж помог вовремя отойти от воды, чтобы волна не затянула опять в море. Но… Теперь, похоже, мужа у меня больше нет.

— Мог бы и простить, — через силу произнес раненый эльф, — все знают, в роду Феанаро одни сумасшедшие. Никакая женщина не сбежит с Феанорингом по своей воле.

Митриэль не ответила. Да, конечно, не сбежит. По своей воле. Но тосковать будет.

Примечание к части Снова секс Спасибо штилю

Нежные губы очень осторожно касались живота, слегка прихватывая бархатистую кожу, горячая рука легла ниже пупка, погладила. Пальцы другой руки пощекотали между ног, проникли внутрь: сначала один, двигаясь вверх-вниз, не спеша, плавно, потом два, уже быстрее. Язык коснулся чувствительной плоти, и спина эльфийки изящно изогнулась.

Иримэль уже знала, как надо стонать, дышать и двигаться, чтобы сводить с ума супруга. Какое выражение лица заводит сильнее. Главное — не замечать его особой нежности в прикосновениях к животу… Ложь заставляет нервничать, муж это обязательно заметит.

Раздвинув ноги шире, Иримэль напрягла грудь, чтобы округлить её. Томно покачивая бёдрами, эльфийка потянулась руками к потрясающе красивым волосам супруга, гладящим её ноги, вздрагивая и постанывая от наслаждения. Губы, язык и пальцы Тэлуфинвэ были настойчивыми и чуткими, угадывали желания Иримэль. И пусть теперь постель не такая большая и удобная, как прежде, ласки супруга стали только нежнее и трепетнее. Если раньше он иногда позволял себе резкость, теперь этого не было совершенно.

Жаль, сейчас всё закончится… И Тэлуфинвэ уйдёт. Теперь он всего лишь Тэлеро, обязан большую часть времени проводить на веслах. Он устает, тело ноет, но Иримэль уже поняла, как растереть перенапряженные мышцы, как надавить, как приласкать, чтобы боль и бессилие превратились, словно по волшебству, в желание и страсть.

Иримэль находила очень интересным игру с телом супруга, управляя с помощью своей женственности его настроением, поведением и мыслями. Это оказалось совсем не трудно, и эльфийка была благодарна внезапному штилю за новые познания на брачном ложе.

Плохая идея

Дворцы остались позади, уступив место небольшим ажурным домикам, часть из которых явно была доработана или отстроена заново эльфами-нолдор. Улицы почти пустовали, но из дворов доносилась музыка, и некоторые песни оказались слишком узнаваемы.

Эктелион сдержанно засмеялся в кулак, когда пропели: «Я ведь сам по этой пьесе отрицательный герой».

— И его в ближайшем акте расстреляют у стены, — печально договорил Аракано, вертя в руках кинжал с гербом рода. — Неужели эти глупые песни стоят того, чтобы ради них проливать кровь?

— Песни? — Эктелион посмотрел на собрата снисходительно. Потом взглянул на карту города, убеждаясь, что не ошибся с направлением. — Здесь наши пути расходятся. Коли Лаурэфиндэ временно не в строю, принимай командование его отрядом. Твои одиннадцать воинов идут на запад от порта. Помнишь, Лаурэфиндэ говорил на совете?

— Да, там третья часть подземных туннелей.

— Проверьте их и затопите. А когда вернёмся с задания, я объясню тебе, ради чего на самом деле проливается кровь. И каков истинный смысл «глупых» песен.

Эктелион улыбнулся.

— До встречи, Аракано. Удачи.

— И тебе.

Уходя вглубь улицы, Аракано почувствовал обиду: вечно его все пытаются чему-то учить, даже Эктелион, хоть и гораздо младше по возрасту. И вообще… Флейтист! Что он понимает в жизни? Конечно, ему кажется, он познал особые тайны музыки, но его песни не сравнятся даже с однообразной тоскливой музыкой Финдекано. Хорошо, что хоть двоюродный брат перестал заниматься тем, к чему нет таланта.

С разных сторон, из-за домов, даже откуда-то сверху доносились странные шорохи и посвистывания. Или это разыгралось воображение? Аракано вздохнул. С Лаурэфиндэ в качестве командира было проще. Да, он порой безрассуден и невыносим, но… Он смелый и уверенный в себе. В своей правоте. Это придает сил. Теперь таким надо быть самому Аракано. Но… Получится ли?

***

Лес успел измениться до неузнаваемости за несколько дней: всюду валялись сучья, путь перегораживали упавшие деревья, а стоило подуть ветру, сухие листья взлетали с земли и царапали глаза. Пробираться сквозь бурелом стало невозможно и опасно: в любой момент могло упасть абсолютно любое дерево, погребя под собой тех, кому не повезло оказаться на пути мертвого ствола.

— Тэлери не пойдут здесь, — покачал головой Финдекано. — И нам здесь делать нечего. Уходим, братья!

Ветер взвыл, бросил в лица острые песчинки и сухие листья. Сверху посыпались мелкие веточки, рядом заскрипели стволы.

— Уходим!

Эльфы развернулись в сторону города. Придётся возвращаться к окружной дороге и обследовать ответвления от неё.

Увернувшись от рухнувшей ветви, Финдекано подумал, что, хоть отец и не говорил об этом, стоит перегородить все пути, ведущие в Альквалондэ, проходящие по лесу. В теперешней ситуации это не будет выглядеть намеренным баррикадированием, ведь сухие деревья валяются везде. И тогда останутся лишь две дороги, ведущие вдоль побережья, которые очень легко патрулировать.

«Если отцу что-то придется не по душе… Пусть сидит в своём кресле и плачет. В военном деле он не советчик. А для меня — вообще ни в каком».

***

— Это… Печать короля Ольвэ? — Нолофинвэ принял письмо из рук среброволосого гонца с морской звездой на груди. — Благодарю. Ты очень скор.

— У меня был лучший конь.

Нолофинвэ кивнул и, дождавшись, когда за гонцом закроется дверь, перевёл взгляд на сидящего за столом Глорфиндела. Рядом с бледным, полусонным военачальником к стулу была прислонена толстая шлифованная палка. Разумеется, Глорфинделу ещё никто не разрешал вставать с постели, но… Ему можно что-то не разрешить?

— Не надо было отправлять мой отряд без меня, — тише обычного, но так же твёрдо сказал Нолдо. — Даже малую его часть. Я отвечаю за