— Вот в этом колене не то делает, — вдруг сэнергическим жестом сказал дядюшка. — Тут рассыпать надо — чистое дело марш —рассыпать…

— А вы разве умеете? — спросила Наташа. —Дядюшка не отвечая улыбнулся.

— Посмотри-ка, Анисьюшка, что струны-то целычто ль, на гитаре-то? Давно уж в руки не брал, — чистое дело марш! забросил.

Анисья Федоровна охотно пошла своей легкойпоступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.

Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль,костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле.Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитаруповыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял одинзвучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпомотделывать известную песню: По у-ли-и-ице мостовой. В раз, в такт с темстепенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны),запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась изакрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто,старательно и энергически-твердо отделывать песню, изменившимся вдохновеннымвзглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть-чуть что-тосмеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда,когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалосьчто-то.

— Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, —закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшкуи поцеловала его. — Николенька, Николенька! — говорила она, оглядываясь набрата и как бы спрашивая его: что же это такое?

Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки.Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилосьопять в дверях и из-за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит:девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнулплечами.

— Ну, ну, голубчик, дядюшка, — таким умоляющимголосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал икак будто в нем было два человека, — один из них серьезно улыбнулся надвесельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.

— Ну, племянница! — крикнул дядюшка взмахнув кНаташе рукой, оторвавшей аккорд.

Наташа сбросила с себя платок, который былнакинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделаладвижение плечами и стала.

Где, как, когда всосала в себя из тогорусского воздуха, которым она дышала — эта графинечка, воспитаннаяэмигранткой-француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas dechale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые,неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как толькоона стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро-весело, первый страх, которыйохватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает,прошел и они уже любовались ею.

Она сделала то самое и так точно, так вполнеточно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимыйдля ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую,грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, котораяумела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и вматери, и во всяком русском человеке.

— Ну, графинечка — чистое дело марш, —радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. — Ай да племянница! Вот толькобы муженька тебе молодца выбрать, — чистое дело марш!

— Уж выбран, — сказал улыбаясь Николай.

— О? — сказал удивленно дядюшка, глядявопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнулаголовой.

— Еще какой! — сказала она. Но как только онасказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значилаулыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он какбудто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости.Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг сталосерьезно. Но это продолжалось только одну секунду. — Не думать, не сметь думатьоб этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося егосыграть еще что-нибудь.

Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом,помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.

Как со вечера пороша

Выпадала хороша…

Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полными наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, чтонапев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев — тактолько, для складу. От этого-то этот бессознательный напев, как бывает напевптицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пениядядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть толькона гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды кпесне.

В десятом часу за Наташей и Петей приехалилинейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня незнали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.

Петю снесли и положили как мертвое тело влинейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался сней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надобыло объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.

— Прощай, племянница дорогая, — крикнул изтемноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел:«Как со вечера пороша».

В деревне, которую проезжали, были красныеогоньки и весело пахло дымом.

— Что за прелесть этот дядюшка! — сказалаНаташа, когда они выехали на большую дорогу.

— Да, — сказал Николай. — Тебе не холодно?

— Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, —с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.

Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были;только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.

Что делалось в этой детской, восприимчивойдуше, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни?Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая кдому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который оналовила всю дорогу и наконец поймала.

— Поймала? — сказал Николай.

— Ты об чем думал теперь, Николенька? —спросила Наташа. — Они любили это спрашивать друг у друга.