Марх не сомневался: всё получится. Точнее, безоговорочно верил Сархаду. Если тот сказал, что вдвоем они пройдут, – значит, пройдут.

Усомниться сейчас в Сархаде – все равно что не верить в холод снега и жар огня. По крайней мере, для Марха это было так.

Эрлы уехали. Конь и Ворон остались одни.

– Ну, – улыбнулся Коварный, – рискуем?

Марх, с юношески горящими глазами, не нашел в себе сил на ответ – и просто кивнул.

Облик они сменили одновременно.

Марх уже и забыл, каково это: мчаться по грани миров. Свобода и ощущение собственного могущества, не-человеческой силы опьянило его. Так радуется воин, надолго прикованный ранами к постели и теперь заново обретший способность сражаться.

Марх снова стал Королем Аннуина – не в человеческом смысле, не тем, кто в ответе за Страну Волшебства (этим он не переставал быть ни на миг), а Королем как средоточием магической силы, тем, для кого вся волшебная мощь Аннуина – всё равно что пальцы собственных рук, кто может с полным правом сказать: Аннуин – это я.

Вот усядусь сейчас тебе на спину, и будет шутка в духе нашего друга Фросина: вороной конь и конный ворон.

А ты красив в конском облике, Марх. Теперь я понимаю, почему Эссилт любит тебя. Ты не меньше моего способен на бешеный порыв… просто ты очень ловко притворяешься человеком. Даже меня обманул…

Мы похожи с тобой. Только в твоей жизни было меньше ошибок.

Но еще больше ты похож на Врана. Теперь я вижу: ты подлинный Король Аннуина.

Та-ак. Это уже не только я вижу.

На мчащихся Коня и Ворона дохнуло могильной затхлостью – словно не было бескрайней равнины и бьющего навстречь ветра, словно их окружал душный сырой склеп, и нет сил скакать и лететь, и отчаянье сковывает сердце…

На миг кажется, что единственная движущаяся точка в этом сумраке – это бледный всадник на белом коне, скачущий им наперерез.

– Ма-а-арх! мар-Рк-кРРРк! впеРРРед! – крик Ворона разрывает могильную тишину, словно гром, насмерть бьющий нечисть.

Ворон, будто черная стрела, разит Гвина… сейчас его когти разорвут бледного властелина преисподней… но тот в последний миг ускользает, словно провалившись сквозь землю.

Не «словно». Сквозь землю.

«Испугался?»

Сархад удивлен. Всё оказалось слишком просто. Подозрительно просто.

Марх скачет во весь опор, Бледный Всадник исчез… неужели было достаточно разок пугнуть?

Но тут пузырем нарыва вспухает земля под копытами вороного жеребца.

Марх не удержался на ногах и рухнул. Над разверзшейся землей показался Гвин, его вздыбленный конь бил в воздухе копытами, а сам Бледный уже занес копье для удара…

…копье вспыхнуло, сгорев раньше, чем Гвин успел его бросить.

Бледный закричал от боли в обожженной руке.

Этого мгновения хватило вороному жеребцу, чтобы подняться и поскакать прочь.

Гвин исчез… но тут уже Сархад был начеку. Едва под копытами Марха начала вздыматься земля, Ворон снова ударил заклятьем – и бугор вспыхнул.

Пламя лизнуло ноги вороного Коня – не причинив ему вреда. А вот под землей раздался новый вопль боли.

Мой огонь не причиняет вреда Марху.

Тогда всё очень просто: окружить его кольцом огня. Пусть скачет через бегущее вокруг него пламя. И Гвин ему не страшен.

Гм… правда, «просто» не означает «легко». Держать это движущееся пламя, не ослабляя ни на миг… и не отдаляя ни на локоть… ладно, мелочи жизни. Потом отдохну.

Зато красиво! Черный конь во весь дух скачет посреди пламени. Сам – словно черный протуберанец в этом мчащемся костре. Ради такого зрелища стоит вытерпеть многое.

…А Гвин, стало быть, не ладит с отцом – если заклятья подземного пламени так больно язвят его. Надо будет потом отблагодарить Нудда… без его науки я бы сейчас вряд ли одолел бы этого Блеклого. Впрочем, я и так не одолел. Прогнал только.

Давай быстрей, Марх! Знаю, ты и так гонишь во весь опор. Но – быстрей! Моих сил уже не хватает на этот огонь…

Они буквально вывалились в мир людей.

Упали на траву. На севере темнела башня Тинтагела.

Какое-то время просто лежали, тяжело дыша, вымотанные этой скачкой, но еще больше – страхом гибели.

– Я тебе обязан жизнью, – хрипло проговорил Марх.

– А я обязан жизнью Эссилт, – то ли прокашлял, то ли прокаркал в ответ Сархад. – И что теперь? Будем считаться, кто когда кого и от чего спас?

– Не сердись.

– Я не сержусь, я злюсь.

Марх встал, улыбнулся:

– Пойдем в Тинтагел, отдохнешь.

– Ноги моей больше в Тинтагеле не будет!

– Сархад?

– Марх, я не желаю терпеть оскорбления! – резко выдохнул тот.

Сказать, что Марх опешил, – не сказать ничего.

– Кто посмел..?

– Эссилт, кто же еще!

– ?!

– Она боится, что я поведу себя как Друст, что я воспользуюсь ее слабостью… понятно, для чего! В Аннуине она целые дни проводила со мной – наедине, между прочим. И с прикованным, и со свободным. А здесь – сжимается от ужаса. И ты еще спрашиваешь, почему я не пойду в Тинтагел?!

Марх осторожно перевел дыхание: было бы невежливо показать Сархаду, что у тебя камень с души свалился.

– Так что иди к ней, – закончил Сархад уже спокойно, – а я как-нибудь потом через окно поболтаю. Хоть окна она не боится…И почему мир людей так портит умных женщин?

Король не смог сдержать улыбки.

Рианнон. Моя Рианнон.

А я – твой. Навсегда. Нас связывает слишком многое: любовь, ненависть, вражда, ложь… Такую связь не разорвать, как не разорвать голыми руками полосу металла. Но из металла можно выковать… скажем, ожерелье. И из всего того, что было меж мною и тобой, из прекрасного и жуткого, из достойного и дурного, из всего этого не пора ли создать последнюю нашу связь?

Связь на все грядущие века: крепкую дружбу.

У тебя были – и будут – другие и мужья, и любовники. Мне нет места среди них. Но вот если ты рассоришься с очередным – тогда… о, тогда всё искусство Сархада Коварного к твоим услугам.

Рианнон, моя Рианнон, признайся сама себе: дело не в том, что я люблю другую. Просто ты давно уже не любишь меня. Не хочешь отпускать? – ну так я и не стремлюсь покидать твой замок. Здесь прошло две трети моей жизни, и это были нехудшие века.