Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корабль медленно уменьшался вдали, а Марх всё стоял на берегу. К нему тихо подошел Динас:
– Помнишь, как ты вручал морю Друста?
– Не смей! – резко развернулся Марх, и сенешалю на миг показалось, что король ударит его. – Не смей упоминать этого предателя! Мало ему было бесчестной жизни, так он даже смертью своей..!
– Я не о том, – примирительно ответил Динас. – Тогда не было никакой надежды увидеть Друста живым, но ты был прав, отпуская его по волнам.
– Лучше бы он погиб тогда, – пробурчал Марх под нос.
– И ты никогда не увидел бы Эссилт?
– Ладно. Ты прав. Так ты считаешь, что сейчас есть надежда?
– Ты. Ты считаешь так, мой король. Иначе ни за что бы не позволил Эссилт уплыть.
Ты зовешь. Я слышу это всё отчетливее.
Море – твой союзник, внук Рианнон. Когда-то море отдало меня тебе. Теперь – снова.
Некогда ты хотел разделить со мною любовь и жизнь. Но у тебя не достало сил удержать меня. Теперь ты зовешь разделить с тобою смерть. Но и в смерти ты не станешь сильнее.
Я приеду. Я переступлю порог вместе с тобой. Но твоей не стану. Как не была твоей при жизни.
Мне жаль тебя, Друст. Легенда говорит, что я умерла? умру? – от любви к тебе. А что будет на самом деле? Почему так важно, чтобы мы вдвоем покинули мир живых?
Всё было в точности как в легенде: корнуолльский корабль то ли под белым, то ли под черным парусом, златокудрая королева, спешащая к умирающему Тристану, испуганный шепот бретонцев, никогда не видевших женщину такой красоты, жена умирающего, в испуге уступающая место у смертного ложа героя. Не было лишь прощального поцелуя, с которым Изольда Ирландская должна пасть мертвой на тело Тристана.
И – двое мертвых, о чьей смерти от любви друг к другу барды стали петь задолго до.
* * *
Две тени умерших. Они не видят, как живые рыдают над их телами, готовя остывшую плоть к погребению.
Друст и Эссилт еще могут взглянуть в глаза живым, услышать их голоса, обратиться к ним и даже быть услышаны.
Могут. Но – зачем им теперь говорить с живыми?
Не делая и шага, эти двое уходят в призрачный мир. Теряются очертания предметов, всё тонет в серой дымке. Нет облика – только лица. Только взгляды.
Взгляды, полные любви некогда – но не сейчас.
Ты здесь?! Но почему? Зачем?
Только не рассказывай мне про смерть от любви – не поверю.
Звал? Я?! Что за глупости? Зачем мне было звать тебя?
Безрассудная женщина, ради непонятно чего оставившая мужа! Ну и как теперь тебя вернуть к нему?!
И серое ничто начинает светиться и бликовать гранями чистейшего хрусталя, словно Друст и Эссилт очутились внутри огромного сверкающего камня. Или – Чаши.
Друст вспоминает собственные слова: «Если бы я мог привезти Эссилт Марху». Королеве Корнуолла вспоминать нечего, но она просто знает: вот то, ради чего она поспешила в Бретань.
– Вернуть тебя Марху? Но как?! Между нами море! Бестелесным духам не одолеть даже тоненький ручей, а эту огромную воду не осилить и в вечность.
Какой насмешкой кажется сейчас дар Котла Керидвен.
Ты мертва. Я это знаю.
Потом приедет вестник из Бретани и сообщит мне. Быть может, бретонцы привезут в Тинтагел твое тело.
Как будто это что-то изменит!
Ты умерла там – за морем. Тебе не вернуться в Корнуолл даже духом. Умри ты здесь – мы с тобой остались бы вместе. Живой и мертвая.
Но ты умерла там. И мы разлучены навсегда.
Как мне быть теперь – я не знаю. Нет сил жить.
Серое удушье отчаянья.
Кажется, именно этого много веков назад хотел добиться Манавидан.
– Друст, выход должен быть! Если Котел Керидвен сулил тебе отвезти меня Марху, значит – это возможно!
– Но как мы одолеем море?
– Это знаешь ты, не я. Ты знаешь эту страну, ее богов, ее Древних. Кто-то непременно подскажет нам, как вернуться в Прайден.
– Богов и Древних? Эпона?.. Ну что ж, попробую поговорить с ней.
…И они скользят по миру теней, по тропам, недоступным не только смертным, но и тем, кто связан любым телом. И недоступное живым открывается их взору: деревья, чьи ветви сплетаются в мерном узоре, птицы, чьи шеи связаны узлами, звери, чьи ноги растут из спины, а лапы сплетаются с крыльями, клювы – с когтями, хвосты и шеи закручиваются так, что не разобрать, где кончается один зверь и начинается другой… или это птица?
Или это не ноги и не шеи, а рога оленя?
Араун?!
– Араун? Ты здесь? Но как?! – восклицает Эссилт.
Кернунн качает рогатой головой:
– Араун – мой сын. А ты – та самая человеческая королева Аннуина? Вести о тебе дошли до нас.
– Кто? – подается вперед Друст. – Кто смог пересечь границу вод?
– Ты удивляешь меня, Охотник Аннуина, – отвечает Кернунн. – Ты же отлично знаешь, кто способен пересечь любую границу.
– Седой… ну конечно! А я-то собирался просить о помощи Эпону…
– Эпона не поможет вам ничем. Она точно так же разлучена со своей сестрой, как я – со своим сыном. А вот Седой бывает везде – потому что ан-дубно древнее земель и морей, богов и Древних. И если вы хотите вернуться в Прайден – спрашивайте путь у Седого Волка.
Здесь, в мире богов, Друст и Эссилт снова обретают свой облик. Охотник в сером килте и королева в белизне снега и золотом свете.
Друст сжимает рукоять кинжала из белого дерева:
– Седой! Вожак! Серебряный Волк! Приди, я прошу тебя. На тебя наша единственная надежда!
И – ничего не произошло.
– Он придет потом? – спросила Эссилт, скрывая свой испуг.
– Не знаю, – честно ответил Друст. – Последний раз мы с ним расстались не слишком хорошо. И предпоследний – тоже.
Надеясь на встречу с Седым и возвращение в Прайден, Эссилт оставалась чужда жителям здешней Волшебной страны, а Друст сейчас ни на шаг не отходил от былой возлюбленной. Так что они бродили вдвоем под серым небом, не ведающим ни солнца, ни луны. Поля, холмы, овраги, кое-где перелески с желтеющей, краснеющей, буреющей листвой. Где-то совсем голые ветви, где-то еще летняя зелень и почти везде – бледное золото листвы. Иногда всё вокруг затягивал серебристый туман.
Тишина, покой. Светлая печаль уходящего времени.