Озадаченный тем, что из всего этого выйдет, Маскалл поднялся и огляделся. Оттуда, где он спал, не было видно Оушейкс. Ему не терпелось узнать, осталась ли она на прежнем месте, но сперва он решил выкупаться в реке.

Утро было восхитительным. Горячее белое солнце уже начало припекать, однако его жар остужал сильный ветер, свистевший в деревьях. Отряды фантастических облаков плыли по небу. Они напоминали животных и постоянно меняли форму. На земле, а также на листьях и ветвях лесных деревьев виднелись следы обильной росы или ночного дождя. Мучительно-сладкий аромат природы заполнил ноздри Маскалла. Боль стихла, и он пребывал в приподнятом настроении.

Прежде чем искупаться, он оглядел горы Ифдоун Марест. Лучи утреннего света придавали им особую живописность. Маскалл предположил, что их высота составляла от пяти до шести тысяч футов. Высокая, неровная, зазубренная линия напоминала стены волшебного города. Скалы были из яркого камня – багряного, изумрудного, желтого, алфайерового и черного. Пока Маскалл смотрел на них, его сердце начало биться, словно медленный, тяжелый барабан, и он преисполнился возбуждения – неописуемые надежды, стремления и эмоции захлестнули его. Это было не просто покорение нового мира – это было нечто иное…

Он искупался и утолил жажду, а когда одевался, к нему лениво подошла Оушейкс.

Теперь он разглядел цвет ее кожи – яркую, но нежную смесь кармина, белого и джейла. Эффект был на удивление неземным. С этими новыми цветами она выглядела настоящей обитательницей чужой планеты. Ее телосложение также было любопытным. Женственные изгибы, несомненно женский скелет – но все словно излучало лежавшую в основе смелую, мужественную волю. Повелительный глаз на ее лбу выражал ту же загадку более простым языком. Его наглый, властный эгоизм мерцал отблесками секса и мягкости.

Оушейкс подошла к берегу реки и оглядела Маскалла с головы до ног.

– Теперь ты больше похож на мужчину, – произнесла она приятным, тягучим голосом.

– Как видишь, эксперимент оказался успешным, – ответил он с веселой улыбкой.

Оушейкс по-прежнему изучала его.

– Эту нелепую одежду дала тебе женщина?

– Ее действительно дала мне женщина, – сказал он, перестав улыбаться, – но тогда я не увидел ничего нелепого в ее даре. Не вижу и сейчас.

– Думаю, мне она пойдет больше.

После этих протяжных слов она начала снимать с себя шкуру, которая столь красиво облегала ее фигуру, и жестом предложила Маскаллу поменяться одеждой. Он стыдливо повиновался, осознав, что предлагаемая замена действительно больше соответствовала его полу. Шкура была свободней его старого одеяния. Задрапированная в него Оушейкс показалась Маскаллу более женственной и опасной.

– Я не хочу, чтобы ты получал какие-либо подарки от других женщин, – медленно сообщила она.

– Почему нет? Какое тебе до меня дело?

– Ночью я думала о тебе. – Ее голос был тягучим и насмешливым, словно альт. Она села на ствол поваленного дерева и отвернулась.

– В каком смысле?

Она не ответила, но начала отрывать кусочки коры от ствола.

– Прошлой ночью ты была очень высокомерной.

– Сегодня не прошлая ночь. Или ты всегда шагаешь по миру, оглядываясь назад?

Настала очередь Маскалла промолчать.

– И все же, если у тебя есть мужские инстинкты – а я полагаю, что они у тебя есть, – ты не сможешь противостоять мне вечно.

– Но это абсурдно, – сказал Маскалл, широко раскрыв глаза. – Да, ты красивая женщина, но мы не можем быть такими дикарями.

Оушейкс со вздохом поднялась на ноги.

– Не имеет значения. Я могу подождать.

– Из чего я делаю вывод, что ты намерена путешествовать в моем обществе. Я не возражаю – на самом деле я буду только рад, – но при условии, что ты прекратишь подобные разговоры.

– Однако ты считаешь меня красивой?

– Почему бы и нет, если это правда? Не понимаю, какое отношение это имеет к моим чувствам. Перестань, Оушейкс. Ты найдешь множество мужчин, которые будут восхищаться тобой – и любить тебя.

Она вспыхнула.

– Разве любовь выбирает, дурак? Думаешь, у меня такие проблемы, что приходится гоняться за любовниками? Да прямо сейчас меня ждет Кримтайфон!

– Ну хорошо. Прости, что оскорбил твои чувства. А теперь перестань меня соблазнять – ведь это всегда соблазн, когда в дело замешана красивая женщина. Я себе не принадлежу.

– Я ведь не предлагаю тебе ничего отвратительного. Почему ты так меня унижаешь?

Маскалл убрал руки за спину.

– Повторяю, я себе не принадлежу.

– А кому ты принадлежишь?

– Вчера я видел Суртура – и с сегодняшнего дня служу ему.

– Ты беседовал с ним? – спросила она с любопытством.

– Да.

– Расскажи, что он говорил.

– Нет, я не могу… и не стану. Но что бы он ни сказал, его красота была намного мучительней твоей, Оушейкс, и потому я могу хладнокровно смотреть на тебя.

– Суртур запретил тебе быть мужчиной?

Маскалл нахмурился.

– Разве любовь – мужская забава? Я бы назвал ее женской.

– Это не важно. Ты не всегда будешь таким ребячливым. Но не испытывай мое терпение.

– Давай сменим тему – и, ради всего святого, тронемся в путь.

Внезапно она рассмеялась, столь звучно, мило и чарующе, что его охватил огонь, и он пожелал заключить ее тело в объятия.

– О, Маскалл, Маскалл! Какой же ты глупец!

– В чем я глупец? – спросил он, досадуя не на ее слова, а на собственную слабость.

– Что есть мир, как не творение бесчисленных пар любовников? И все же ты считаешь себя выше этого. Пытаешься убежать от природы, но где найти нору, чтобы в ней укрыться?

– Помимо красоты я признаю второе твое качество: настойчивость.

– Узнаешь меня поближе – и, влекомый законом природы, подумаешь дважды и трижды, прежде чем отвергнуть меня… А теперь, перед тем как отправиться, нам следует поесть.

– Поесть? – задумчиво переспросил Маскалл.

– Разве ты не ешь? Пища у тебя относится к той же категории, что и любовь?

– Какая пища?

– Рыба из реки.

Маскалл вспомнил свое обещание Джойуинд. Однако он испытывал голод.

– А нет ничего менее жестокого?

Оушейкс презрительно поджала губы.

– Ты побывал в Пулингдреде, верно? Все люди там одинаковые. Считают, что на жизнь надо смотреть, а не проживать ее. Если собираешься в Ифдоун, придется тебе изменить свои взгляды.

– Иди лови свою рыбу, – ответил Маскалл, нахмурив брови.