– Даже крик Маргарет вас не разбудил?

– Нет.

– Крепко же вы спите. Старая Гунхильд с вашей улицы и то слышала крик. – Ленсман изучает его взглядом – на несколько секунд дольше, чем нужно, как мне кажется.

– А какое это имеет значение? – спрашивает мама. Она вся дрожит и совсем не похожа на себя в этом белом платье. На шее искрится жемчужное ожерелье. Тёмные волосы засалены, она бледна.

– Я пошла домой, – шепчет Ида мне на ухо. – Как-то мне нехорошо.

Мы идём через двор. Руки её теперь обнимают плечи.

– Всё это совершенно чудовищно, – говорит она. – Самое жуткое зрелище, какое я видела. – У ворот она поворачивается в мою сторону: – Тебе надо поговорить с Гардом.

– Что?

– Ты должен поговорить со своим младшим братом, – повторяет Ида. – Спроси его, что он знает. Спроси, зачем он стоял над твоей кроватью. Слишком много всего произошло.

– С Гардом не говорят, – объясняю я. – Я никогда с ним не разговаривал.

– Сейчас поговорить нужно. – Она криво улыбается, а потом делает то, что совершенно выбивает меня из колеи и от чего мои мысли путаются. Она обнимает меня.

– Ты мне нравишься, – говорит она, прижимаясь ко мне, и поначалу мои руки вяло висят вдоль тела. Как я могу ей нравиться?! Я невидимка. И всё же я заставляю себя её обнять. Всё моё тело немеет.

Глава 20

Вечером мы сидим за столом и ужинаем.

– Переживаете, что кошка умерла? – спрашивает папа.

Никто ему не отвечает. Мама уставилась в тарелку. Гард смотрит в окно.

– Сделай что-нибудь со своей бородой, Гуннар, – наконец произносит мама.

Папа встаёт из-за стола, садится на диван и включает телевизор.

Я несколько часов играю в приставку. В голове роятся мысли.

Настроение за столом во время ужина было каким-то странным. Мне тревожно, что мы так мало разговаривали. У папы был тяжёлый взгляд. Он не брился несколько дней, и с тех пор, как мы сюда въехали, я не помню, чтобы слышал, как он принимает душ. От него воняет потом. Когда я шёл укладываться спать, папа спал на диване перед включённым телевизором. Мама казалась тихой и замкнутой. Она произнесла всего одну фразу и, закончив есть, направилась прямо в мастерскую. Позже я прошёл по коридору и задержался у её двери. Она сидела на корточках перед красным сундуком и копалась в нём, как будто что-то искала.

Ещё меня беспокоит, что, судя по всему, ни один из родителей не собирается разбирать наши вещи. Коробки по-прежнему громоздятся в гостиной. В коридоре стоит наполовину собранный комод.

Я должен что-то предпринять. Попытаться понять, что происходит.

Я выключаю телевизор и тихонько открываю дверь. Делаю несколько осторожных шагов по коридору. Пол поскрипывает. В доме тихо. Наверное, папа лёг спать. Я представляю себе, что внезапно хлопнет какая-нибудь дверь, из неё появится рука, схватит меня и затащит в тёмную комнату.

Я в такое не верю.

Я прислоняюсь лбом к двери мастерской и задерживаю дыхание. Мама с кем-то разговаривает. Она тихо бормочет механическим невыразительным голосом, как будто читает с листа или учит стихи наизусть. Я иду дальше и открываю дверь в комнату Гарда. Его кровать пуста. Я беру курс на первый этаж и замечаю, что в гостиной горит свет.

Гард сидит за столом, руки на коленях. Взгляд его направлен на столешницу. Перед ним стоят остатки ужина. Грязные тарелки и мутные стаканы уже на кухонном столе. По полу разбросаны рубашки, сумки и пледы. Похоже, родители не планируют наводить здесь порядок.

– Что т-ты делаешь?

Гард криво улыбается. Когда я в последний раз видел его улыбку?

Он долго молчит, а потом произносит:

– Я не люблю других людей.

– Я знаю, Гард. Я знаю это, – я издаю короткий слабый смешок. – А ведь я вообще-то тоже.

Я жду, что он скажет ещё что-нибудь. У меня полно времени.

– Другие люди не всегда говорят то, что хотят. Они не всегда делают то, что думают.

Он опускает пустые глаза. Мне хочется положить руки на его маленькие пальчики. Мне хочется встать, обойти вокруг стола и обнять его. Хочется быть тем старшим братом, который ему нужен. Но я должен быть осторожным. Я не могу сломать то внезапное доверие, которым он меня одарил.

– Это не я сделал, – говорит он.

– Сделал что?

– Стоял над твоей кроватью. Разговаривал с тобой.

– А кто это был?

Он пожимает плечами:

– Я не помню.

Голос Гарда тонок и хрупок, как у маленькой девочки. Ноги дрожат. Стол трясётся, стаканы передо мной позвякивают. Внезапно у меня возникает одна мысль, и того, что она ко мне пришла, оказывается достаточно, чтобы я в неё поверил.

– Это ты убил кошку? – спрашиваю я. – Чтобы защитить меня?

Гард поднимает голову и медленно кивает.

– Слушай, Гард, – говорю я, подаюсь вперёд и пытаюсь отогнать от себя возникшие в воображении картины того, как мой младший брат вспарывает кошке живот. – Чтобы я мог тебе помочь, ты должен объяснить мне, что случилось с к-к-кошкой. Почему она на меня напала?

– Я не хотел… – он замирает и снова переводит взгляд на столешницу, – чтобы дом забрал и тебя тоже.

Следующие минуты мы сидим молча. Я стучу пальцами по столу. Потом выглядываю в окно. Я смотрю на дома и фьорд, на всё, что спит.

– Мы не можем уехать из этого дома, – говорит Гард.

– Почему, Гард? Что с этим домом не так?

– Никто, кроме нас, не сможет остановить то, что будет.

– Что?

– Она придёт, и она ненавидит нас. С этим мы ничего не можем сделать, – говорит он.

– Кто придёт?

Гард склоняется над столом.

– Алина, – шепчет он.

Глава 21

Гард. Иногда он просто есть. Ты не замечаешь его. Он как стулья, столы, картины на стенах и коробки на полу. Молчаливый и бессловесный. Но он занимает своё место, и наши отношения вот-вот изменятся. Я обращаю на это внимание, когда мы сидим за столом и завтракаем, только он и я в этом огромном доме. Гард не разговаривает со мной, в этом смысле ничего не изменилось. Но в его глазах появилось что-то новое. Иногда при взгляде на меня они сверкают. Кажется, мы заключили договор, у нас появилось взаимопонимание, у Гарда и меня.

Завибрировал телефон, звонит Ида.

– Привет, – говорю я.

– Как у тебя дела, Хенрик? Что нового?

– Всё хорошо, – отвечаю я. – Ида…

– Да?

– Я тут подумал… ты говорила, что пыталась понять, что происходит в этом доме –