– В самом деле? – спросила она.

– Да, – сухо сказал Мейсон. – Он отметил, что ездил в банк.Когда он брал машину, спидометр показывал пятнадцать тысяч двести девяносточетыре и три десятых мили, а по прибытии домой – пятнадцать тысяч триста четыреи семь десятых мили.

– Ну и что?

– Когда я ходил посмотреть на показания спидометра сегодняутром, там стояли цифры пятнадцать тысяч триста четыре и семь десятых мили.

В темных глазах девушки появилась паника. Ее лицо внезапнопобелело. Она попыталась поставить чашку с кофе на блюдце, но пронесла мимо.Чашка какое-то мгновение покачалась на краю подноса, а потом упала, разливостатки кофе на ковер.

– Вы об этом не подумали, не так ли? – спросил Мейсон.

Она продолжала молча смотреть на него с побледневшим лицом ибескровными губами.

– А теперь, – вкрадчивым тоном продолжал Мейсон, – может, выпозволите повторить мой вопрос? Где вы взяли деньги, которые только что мневручили?

– У моего дяди, – медленно ответила она.

– Перед самой его смертью?

– Перед самой его смертью.

– Перед смертью? – многозначительно переспросил адвокат.

Значение слова, на котором Мейсон сделал ударение, внезапноосенило ее.

– Вы не думаете…

Послышался стук в дверь. Вошла экономка и уставилась на них.

– Мне показалось, что что-то упало, – заявила она.

Девушка показала на чашку на полу.

– У вас замечательный слух, – многозначительно сказалМейсон.

Миссис Мейфилд с вызовом встретила его взгляд. Ее глазагорели.

– Да, мне достались хорошие уши, и я их использую.

– Для того, чтобы подслушивать под дверью? – спросиладвокат.

– Хватит, мистер Мейсон, – прервала его Фрэн Челейн. – Ядумаю, что сама в состоянии призвать к порядку прислугу, когда это требуется.

Экономка нагнулась, подняла чашку, поставила на поднос,повернулась спиной к адвокату и обратилась к Фрэнсис Челейн:

– Мне принести еще чашку с блюдцем?

– Да. И наполните кофейник горячим кофе.

Экономка взяла поднос и вышла из комнаты.

– Если я буду вести это дело, – заявил Мейсон резким тоном,– то я не хочу, чтобы вы вмешивались. Эта женщина следит за нами. Сегодня утромона пыталась меня шантажировать.

Казалось, слова адвоката мало заинтересовали девушку.

– В самом деле? – спросила она с отсутствующим видом.

Мейсон стоял, уставившись на нее сверху вниз.

– В самом деле. И я все еще жду объяснений, почему вашаскоростная прогулка на «Бьюике» не зарегистрировалась на спидометре.

Фрэнсис спрыгнула с кресла и, полностью игнорируяприсутствие адвоката, стала сбрасывать одежду со своего стройного тела.

– Что вы делаете? – спросил он.

– Собираюсь одеться и накатать какое-то количество миль наэтом «Бьюике», идиот.

– А вы не намерены сказать мне, где находились вчера вечеромво время убийства?

Девушка скинула с себя пеньюар и начала одеваться.

– Не стройте из себя дурака.

– Я окажу вам бо́льшую помощь, если буду знать всефакты.

Она покачала головой.

– Уходите, – сказала девушка.

Мейсон с достоинством повернулся к выходу.

– Хорошо, – ответил он и распахнул дверь.

На пороге стояла экономка и смотрела на негонедоброжелательным горящим взглядом. В уголках ее рта играла язвительнаяпобедная улыбка. В одной руке она держала чашку с блюдцем, в другой – полныйкофейник.

– Спасибо, сэр, за то, что открыли дверь, – сказала она,проходя в комнату.

Джордж Блэкман пытался произвести впечатление. Он зачесывалволосы назад с высокого лба, был громогласным, носил пенсне на широкой чернойленте. Его можно было принять за конгрессмена или банкира, но на самом деле онбыл адвокатом по уголовным делам. Картинку солидности, интеллигентности иреспектабельности, которую он представлял общественности, нарушала толькоиногда мелькающая неуверенность во взгляде.

Он через стол смотрел на Перри Мейсона.

– Насколько я понимаю, вы выступаете адвокатом от семьи, –сказал Блэкман.

Взгляд Мейсона был тяжелым и спокойным.

– Я представляю мисс Челейн при аннуляции управлениякапиталом, оставленным ей отцом, осуществлявшегося доверенным лицом. Я такжепредставляю Артура Кринстона, как здравствующего члена фирмы «Кринстон иНортон». Разговор шел еще о том, чтобы мне представлять и исполнителязавещания, но я не могу одновременно представлять и здравствующего партнера, иисполнителя завещания.

Блэкман улыбнулся, и в его улыбке промелькнула доля зависти.

– Хорошо вам. Такие гонорары грядут.

– Что вы хотите со мной обсудить? – холодно спросил Мейсон.

Выражение лица Блэкмана изменилось.

– Я пришел сообщить вам, что представляю Питера Девоэ,шофера, который обвиняется в убийстве.

– Версия обоснована? – небрежным тоном спросил Мейсон.

– Вы сами знаете, что это за дело, – поморщился посетитель.

– По правде говоря, не знаю, – ответил Мейсон, принимаябеззаботный тон. – Я был настолько занят другими аспектами, что у меня простоне было времени поинтересоваться убийством.

– Чушь! – громогласно заявил Блэкман.

Мейсон достойно изобразил негодование.

Посетитель наклонился вперед и постучал кулаком по столу.

– Послушайте, Мейсон, вы думаете, что хитрее всех. Я хочу,чтобы вы знали, что на этот раз против вас работает не менее хитрый.

– Что все это значит?

– Я хочу сказать, что вам не удастся сидеть, купаясь вденьгах и не впутывая никого из ваших клиентов, в то время как вы прокладываетеДевоэ путь на виселицу.

– Я никому не прокладываю путь на виселицу.

Блэкман заерзал под холодным взглядом адвоката, сидевшего подругую сторону стола.

– Послушайте, я говорю о фактах, – продолжал Блэкман. –Здесь нас никто не услышит. Мы можем договориться – вы и я. Вы знаете, что этоза игра. Вы защищаете лиц, обвиненных в совершенных преступлениях, когда вам заэто хорошо платят. Я делаю то же самое. Когда вы представляете определенноелицо, вы защищаете только его и никого больше. Вы готовы вступить в схватку совсем миром, но отстоять права своих клиентов.