— Фу, книги...

— Не дуй в ухо, — буркнул он. — Ссажу.

— Грубый, — жарко шепнула она снова в ухо.

— Да, — согласился он довольно, — я умею сженщинами разговаривать.

В сторонке бок о бок ехали Томас и Яра. Их ноги в стременахкасались, позвякивали, чудесные черные кони идут ровно, красиво, копыта едвакасаются земли. Красные гривы слегка треплет ветерок.

— Красивый, — сказала Лилит оценивающе. Ее черныеглаза пробежали по прямой спине золотоволосой красавицы. — И эта... тожекрасивая. Под стать друг другу.

— Бла-а-а-агародные, — ответил Олег, зевая. —Белая кость, голубая кровь, тонкая шкура...

Томас услышал, покосился укоризненно больше на Лилит, куколам этого грубого человека привык, что со скифа возьмешь, а вот этакрасавица, хоть и ведьма, может подумать о нем черт-те что.

— Во всяком случае, — заметил он сдостоинством, — благородный не станет распахивать пасть перед дамой,обдавая ее зловонным дыханием, не станет чесаться, как бабуин... а ты вообщечерт знает где чешешься!., не станет... э-э... многое из того, что ты творишь,не станет!

Олег почесал затылок, уже чисто по-славянски, спросилозадаченно:

— А что, женщина не человек?

— Она лучше, чем человек, — ответил Томас с тем жедостоинством высокорожденного. — Потому в ее присутствии надо вести себя,как в храме! Не лаяться, не скоблить себя, перекосив рожу, не плевать во всестороны, а только налево, где Враг рода человеческого... а пусть не стоит там,дурак, не... да что перечислять? Вечности не хватит счесть того, что сэр каликаделает не то и не так! Все равно ему хоть кол на голове теши, хоть орехи коли.

Олег сказал озадаченно:

— Да... Это ж сколько надо предков заиметь, чтобы такойкодекс обрести?

— Много, — ответил Томас скромно. — У меня, кпримеру, двенадцать поколений рыцарь на рыцаре! Из них половина доблестно палав сражениях, треть красиво искалечена в турнирах, двое героически утопли,одного казнили по заведомо ложному обвинению, а еще треть отдали жизни из-залюбви...

Олег удивленно качал головой. Если даже пропустить мимо ушейсбои в арифметике — в Европе даже короли неграмотны, а чтоб посчитать до двухдесятков — снимают сапоги, — то все равно благородное происхождение Томасавидно за милю.

Лилит весело фыркала в ухо, дула, хрюкала, мявкала. Олегмотал головой, снова пообещать прибить, он же не рыцарь, ему можно, он человексвободный, это вон Томас скован по рукам и ногам догматами и цепями веры,женщину пальцем не тронет, дурак, если уж говорить между нами, умницами...

Лилит захохотала, красиво потряхивая гривой волос, такой жероскошной, как у их коня, только черной, как ночь. Глаза, крупные и с огромнойрадужной оболочкой, смотрели на Олега с обожанием, но он, к счастью, видел толькодорогу, что мчится навстречу и торопливо проскакивает под копытами.

Томас покосился в их сторону.

— Берегитесь этого человека, — предостерегон, — высокочтимая леди Лилит.

— Почему? — удивилась она.

— Он ни во что не верит, — сказал Томас сокрушеннои перекрестился. — А человек без Бога в душе — страшен.

Олег фыркнул.

— Если верить твоему отражению в луже, ты мелок игрязен. Так что не всему надо верить.

Томас сказал благочестиво:

— Все, что я увидел во время моих скитаний по СвятойЗемле, учит меня верить Творцу по поводу всего, чего я не видел.

— Все должны во что-нибудь да верить, — согласилсяОлег. — Я, например, верю в то, что если эта зараза за моей спиной еще разплюнет в ухо... как не плевала? А дул кто? Кто крякал гнусным голосом, будтотолстая жирная утка?.. Вообще, верить в наше время нельзя никому. Даже себе.Мне — можно.

Томас морщился, закоренелый язычник увиливает от серьезногоразговора про Божьи дела, но после того, где только что побывали, самое времяпоговорить всерьез и доказать ему ложность языческих заблуждений.

— Отсутствие веры, — сказал он трубнымголосом, — уже лишает человека души!

Олег спокойно смотрел на бегущую навстречу дорогу, на выпадрыцаря Храма проворчал в полнейшем равнодушии:

— Вера... Верить можно только в то, чего нет. Или чтоеще не свершилось. Например, можно верить, что если будем настегивать коней, ток вечеру приедем в замок сэра Торвальда. Может быть, он даже угостит нас ужиномв честь возвращения сына с невесткой. Можно верить в то, что если свернем вон втот лесок, то отыщем ручей с хорошей водой, разведем костер и переночуем безвсякой спешки.

Яра, что прислушивалась к их дружеской перепалке,повернулась в седле и сказала с ясной улыбкой:

— Можно верить, что у нас с Томасом будет сын, чтовырастет великим воином... Нет, что у нас будет много детей и что все они будутумные и красивые!

Томас посмотрел с удивлением и некоторым испугом.

— Много?

— Ну да, — ответила она уверенно. — Или тыпротив?

— Да вообще-то нет, — промямлил он, — простокак-то не думал об этом... особенно. Не до того как-то...

— Ты ведь король, — сказала она уверенно. — Унас будет королевский замок. И большой сад. А в саду станут играть наши дети!

Олег скалил зубы, Томас покосился в его сторону, кивнул исказал с облегчением, словно Олег бросил ему спасательный круг:

— Да, конечно-конечно. Я в это тоже верю.

Олег снова оскалил зубы.

— Верю! Только и слышу это «верю», «верю». Это проще,чем думать. Видишь, разница в том, что в христианского Бога нужно верить, анаши боги в вере не нуждаются. Они реальны! Они ходили по земле, дрались,вступали в браки с земными женщинами, их можно было даже ранить...

Томас нахмурился, слушал с недоверием и растущимподозрением.

— И что же, — спросил с надлежащейнадменностью, — это хорошо, что у вас такие боги... мелкие?

— Мелкие? — удивился Олег. — Горами трясли!

— А наш Господь, — сказал Томас благочестиво иперекрестился, — трясет даже мирозданием. Как тряхнет, звезды сыплются,как жуки с дерева! А ногой топнет — хляби небесные раззяв... развезза...разверза... словом, ливень такой лупит по твоим богам, что те под деревьяпрячутся, как букашки какие мелкие! А когда градом, так вообще в землюзарываются. И кто сильнее?

— Не знаю, — ответил Олег задумчиво и такимголосом, что Томас взглянул подозрительно: не дразнит ли его язычник. —Все еще не уверен.

Деревья расступились, впереди зазеленела широкая долина,виднелись домики, стадо коров, Томас вздохнул:

— Еще с десяток миль, и мы в замке!