– чуть ли не вскрикнул я, даже ничуть не заботясь, что меня слышит уходящий писатель.

– Конечно, есть. Обязательно есть. Только когда вы с ними встретитесь, несладко вам придется… – обернувшись и ухмыльнувшись чему-то мне пока неизвестному, произнес Широкий и, семеня своими короткими ножками, удалился.

– Дед! – надоело мне бегать в кабинет и закрывать глаза, взвыл я, сидя в кресле на террасе.

– Что? – отозвался призрак, устроившись в кресле напротив меня.

– А писатели в этом поселке все такие придурошные? Что с ними? Выродились? Что случилось? Здесь есть кто-нибудь нормальный, кроме Романа?

– Есть, безусловно! – серьезно ответил дед. – Я, например!

– Не смешно! – я почти обиделся.

– Думаю, что пока встретиться с ними не получится, – грустно констатировал писатель.

– Почему? – удивился я.

– Не в том ты состоянии, чтобы общаться с нормальными! О чем? Ты даже представиться по-человечески не сможешь! Давай вместе вспоминать, про что была твоя предыдущая писанина и как тебя звали?

– Я писал детектив про… не помню, японцы, интерфейсы, разработки чего-то нового, напрочь не помню. Нет, я пойду другим путем, я пойду и узнаю, кто убил Романа. Сколько я буду сидеть и дрожать? Сколько это будет продолжаться?

– Сбежать решил? – пристально посмотрел мне в глаза призрак.

– А хоть бы и сбежать? Тебе какая забота? – с вызовом спросил я.

– Никакая! – как будто совсем равнодушно произнес писатель. – А как же Софья?

– А что Софья? Кто я ей? Да и зачем я ей? Что я могу ей дать? Никчемный ничего не помнящий писака, который ничего не может ни написать, ни вспомнить? И жить которому осталась... неделя?

– Не кажется тебе, что этот текст ты уже где-то слышал?

– Как я мог где-то это слышать, если я это говорю сейчас?

Сбежать – это была не моя мысль, это была его мысль, призрака! Я честно хотел пойти в полицию и узнать все, что можно, про Романа. И если суждено было бы посидеть какое-то время, то и посидел бы, чтобы они разобрались во всем.

Но мысль «сбежать» показалась мне в данном случае интереснее камеры с решетками на окнах.

Не раздумывая ни секунды больше, я ринулся за сумкой, в которую по неведомой мне причине прошлым вечером собрал все только самое необходимое, и пулей вылетел из дома.

Мне почему-то кажется, что люди под наркозом оказываются в том же состоянии, в каком оказался я в данную секунду. Когда ты живешь, еще что-то думаешь, может, просчитываешь вероятность предстоящих событий, а потом бац! – белая комната, и зависаешь в тишине и пространстве…

Так же и я, выбежав из дома, застыл на пороге террасы. В шаге от меня стояла она. Софья. Спокойная и собранная. Уверенность в действиях чувствовалась даже в позе, в которой она меня встретила. Кожаная куртка и джинсы каким-то невообразимым образом подчеркивали ее решительность.

– Я с тобой, – невозмутимым тоном, не приемлющим возражений, произнесла любимая.

– Сама напросилась, – только и бросил я ей, схватив за руку и потащив за собой.

Я думал, что много чего видел в этой жизни, и хоть ни… ничего не помнил, но достаточно понимал о людях и бытии. Но жизнь оказалась намного непредсказуемее моих представлений и фантазий…

Перед калиткой стояла новехонькая миниатюрная Бэха. Такие я видел только в автосалоне в Германии.

– Откуда? – в шоке спросил я.

– Садись и не спрашивай! – скомандовала моя хрупкая и мягкая Софья – художница и нежный цветочек.

Это было… шокирующе! Все остальное стало неинтересно, любопытство узнать любимую было сильнее инстинкта самосохранения.

– Откуда? – повторил я вопрос, когда спортивная машина пулей тронулась с места.

– Сереж! Если я хожу в легком летнем светлом платьице и живу в поселке художников – это не означает, что я девушка-ромашка, ничего не смыслящая в жизни. Я очень известный в Москве и за ее пределами художник. Мои картины стоят достаточно, чтобы прям на этой машинке довести нас через моря и океаны прямиком до Австралии, спрятать там тебя и не отдать никому. Но это ведь не вариант, правда? Нам ведь надо понять, что случилось с Романом? Правильно я думаю?

Я кивнул, немножко оторопев от такой информации и лишившись на пару мгновений умения облекать мысли в слова…

– А теперь у тебя задание, – продолжила моя девушка-не-ромашка. – Вот ноутбук. Я тебя везу. Тебе ведь все равно, куда ехать, если ты решил удрать или сдаться полиции? А ты пишешь, самую смешную книжку в твоей жизни…

– Какую? – опять ввергла меня в ступор любимая. Почему она имеет на меня такое магическое действие? Ступор – теперь мое второе имя?

– Автобиографию, конечно же! Тебе жить-то осталось всего ничего, каких-то там шесть дней, не правда ли?

– Откуда ты знаешь? – с вызовом спросил я, не выдержав такой осведомленности.

– Мне Роман сказал, – как будто это очевидно, произнесла голосом девушки-ромашки Софья.

– Зачем эта биография? – не понимал я логики.

– А что я скажу нашим детям? – повернув ко мне голову, деловым тоном спросила, улыбаясь, моя красавица.

– Сонь, какие дети? Было-то всего один раз… – умоляюще произнес я, не ловя кайфа от интриги!

– Ну не совсем один, конечно… если ты помнишь, но день был зачетный, вне сомнений. Я всегда его знаю… И то, что у нас с тобой будет малыш, тоже вне сомнений!

– Сонь! А это честно? – осознавая, что она не шутит, почти простонал я.

– Что любимый? – идеально играя свою партию, спросила любимая.

– Вот так, не предупреждая...

– Конечно, честно! А как иначе тебя вытащить из той … ммм… ситуации, так сказать, в которую ты себя загнал?

– То есть?

– Ну, ребенку ведь нужен папа? Нужен! Значит, ты нам нужен, и без тебя никак! И это значит, что тебя надо спасать! А это значит, что нам нужен малыш, чтобы его папу надо было спасать! Какая-то такая женская логика…. Ее никак иначе не объяснить…

– Ладно! Зачем писать автобиографию? – понимая, что с женской логикой мне сейчас точно уж не совладать, промямлил я.

– Потому что начинать с конца и отматывать обратно – глупо. Надо писать с начала… Родился, выжил, жил, радовался, учился, тупил, грустил, выжил, работал,