как основных производственных исполнителей и давало положительный результат. Помню, как однажды люди, прибывшие на планёрку, рассаживались в кабинете Иванова; на его столе находился маленький бюст Ленина, Л.Я. встал со стула и, чтобы установить тишину, звучно постучал по лысине вождя, затем взглянул сверху на него, но не растерялся и начал совещание; при Берии его бы не простили, но, слава Богу, те времена прошли.

Я с головой ушёл в дела – это то, что нужно было именно для меня в первую очередь. Во мне что-то надломилось, что никогда больше не заживёт, но внешне я такой же; привыкаю к новой обстановке даже легче, чем ожидал; появляются новые товарищи и друзья по работе, с которыми складываются хорошие отношения и мне не приходиться раскаиваться в своём решении приехать работать на строительство КРАЗа. Теперь я работаю, как все, а выходные иногда провожу среди немногих, но преданных и верных друзей. Я безмерно тосковал по сыну, особенно когда мне прислали его новогоднее фото и всегда мечтал о любой возможности слетать в Иркутск, даже всего лишь на выходные. Однажды в пятницу вечером я на АН-12 прилетел туда и в течение двух дней общался с Кирюшей, Алексеем Сергеевичем и Матрёной Сергеевной; именно тогда она связала и подарила мне тёплые варежки, украшенные голубым рисунком, с которыми я не расставался, берёг их и с удовольствием носил лет десять. Возле сына я был счастлив, но в Красноярске, не видя его, я чувствовал себя невыразимо одиноким. Сергей это знал и вскоре помог мне слетать в Иркутск даже на неделю, но об этом напишу ниже.

В феврале мне стало ясно, каким образом организовать стабильную работу бригад и наладить контакт с бригадирами; хорошее впечатление произвёл на меня молодой и толковый Коля Ерёменко, с которым было легко общаться. Саша Мальцев, любимец Иванова, имел строптивый характер, поэтому с ним работал прораб Николай Попов, нашедший правильный подход к бригадиру. Трудней всего поначалу было с бригадиром металлистов Зубовым, молчаливым и скрытным парнем, но со временем мы поняли друг друга и оба были довольны.

Моя работа на монтажном участке – это был в значительной степени физический труд, всё время на ногах, почти не заходил в прорабскую посидеть, не жалел себя, уставал к концу дня и это даже было моей некой целью, чтобы лучше отвлечься от тяжёлых мыслей; физический труд помогает забывать о нравственных страданиях.

Великий дар небес – моя РАБОТА.

Не знает счастья, кто не пролил пота.

Ты в горе утешенье мне даёшь,

Ты – золото, а счастье – позолота.

(Мирза-Шафи, азербайджанский поэт (1792 – 1852).

С первых чисел марта весь наш участок был переброшен на пусковой комплекс корпуса электролиза № 3, и теперь, может быть потому, что только в беде проявляется истинная сила, я с несгибаемым мужеством начиная всё сначала, уже совсем не чувствовал себя сломанным. Как это всегда бывает на строительстве, после субподрядчиков мы получили доступ и должны были завершить свои последние работы; так случилось на объёмном и высоком железобетонном силосе, предназначенном для хранения глинозёма; нам надо было срочно выполнить металлическую кровлю силоса; сделать это в обычных условиях не представляло сложности; однако неожиданно именно в этом марте ударили 30-градусные морозы, и людям пришлось работать на 25-метровой высоты, сменяя друг друга каждые 20 минут, чтобы погреться у костра и снова лезть наверх и работать. По моему мнению, это была поистине героическая работа монтажников и сварщиков, которые мёрзли, обжигал им мороз на ветру лицо и руки, но всё-таки они выполнили работу в кратчайший срок. В эти минуты я вспомнил бригады Войналовича и Роговского, которые в Братске в такие же морозы выполняли сложные работы на строительстве РОЦа. А внутри корпуса электролиза сотни чугунных решёток, укладываемых на перекрытие вдоль электролизёров, были доставлены заказчиком с большой задержкой, и надо было сделать так, чтобы каждая решётка была плотно установлена и не качалась; бригада Зубова трудилась в три смены, чтобы в срок окончить эту объёмную работу. 31 марта акт сдачи корпуса под наладку оборудования был подписан, и это была большая победа строителей. С самого начала все знали: «Алюминий нужен стране! (Salus reipublicae – suprema lex, лат. «Благо государства, народа – высший закон»). И здесь уместно привести слова Томаса Стюарда, которые можно отнести ко всем нашим труженикам: «Тот, кто относится к труду, как служению человечеству, облагораживает свой труд и самого себя». Все мы испытали большое удовлетворение, хотя мой вклад в эту работу, по сравнению с коллегами, был очень небольшим, но я выполнял задания, не халтурил. Теперь я почувствовал, что всё-таки…всё-таки – впереди огни!..

Оставалась работа по ликвидации «несущественных мелких» недоделок, которые не влияли на пуск технологического оборудования, но это для меня было знакомым делом после работы на М8 в Красноярске. О недоделках в то время по стране ходил известный анекдот: американцы завербовали полковника наших ракетных войск и переправили его в США с чертежами новейшей ракеты; пока янки изготавливали ракету, полковник жил долгое время, как кум королю – вино, женщины и прочее, а когда ракета со старта не взлетела, полупьяного полковника спросили, в чём дело; проверив документацию, полковник рассмеялся и заявил, что в ней не хватает перечня недоделок, а без их устранения ракета не взлетит.

IV

… Да и кому рассказать?

При искреннем даже желанье

Никто не сумеет понять

Всю силу чужого страданья!

В марте трест предоставил мне небольшую двухкомнатную квартиру в новом панельном доме, расположенном в микрорайоне «Зелёная роща»; я переехал от Климко и стал жить один. Со смертью Светы окончилась счастливая семейная жизнь и началась совсем другая, какая-то чужая и ранее мне неизвестная, в которой многое воспринималось как в тумане; иной раз, разговаривая в рабочее время с каким-нибудь человеком, мне приходилось усилием воли заострять своё внимание, вслушиваться и реагировать, однако это неприятное чувство под влиянием интенсивной работы, которой я был рад, постепенно начало проходить.

Я написал Васе Аксёненко в Братск, предложив переехать ко мне, на что он дал согласие; период времени до его приезда был хотя и относительно коротким, но очень тяжёлым в смысле одинокого существования. Дом, в который вселилось много людей из бараков Правобережья, был сдан с большими недоделками: отопление заработало не сразу, не было горячей воды и пр.; спать приходилось в трико и рубашке под двумя одеялами. Естественно, после работы домой не тянуло, там нечего делать; спасала привычка интенсивно трудиться, не