резиновый шланг с толстой стенкой, чтобы не было порыва; из брезента сшили «юбку», которую можно надевать на стык после бетонирования и завязывать её снизу; опробовали подачу пара, температура его была высокой, забетонировали первый стык, крепко обвязали его брезентом, подвели шланг и подали пар; утечка пара была минимальной; стык прогревали при 30-градусном морозе в течение суток, но деревянную опалубку снимали только через неделю; конечно, низ колонны имел вид ещё тот: вода от парового конденсата, стекавшая по колонне в течение суток, моментально превращалась в лёд и, таким образом, вся колонна была окружена толстым слоем льда, но это нас не смущало, мы знали, что весной он растает и будет всё нормально; когда была снята опалубка стыка, мы при помощи стройлаборатории удостоверились, что прочность бетона составила более 90% проектной (допустимая по СНиП – 70%).

Декабрьский план наш участок перевыполнил, зарплата монтажников выросла, все задания по ТЭЦ-1 также были выполнены; настроение людей было по-настоящему предновогоднее; я был горд, но понимал и следил, чтобы гордость не перешла ненароком в надменность согласно пословице «не порви верёвку, слишком туго натягивая её». Дома всё было хорошо, быт налажен, Кирюша днём обитал у тёти Даши, Света работала в плановом отделе «Гидропростроя», она была любимицей и среди друзей, и среди коллег по работе, всё успевала; на сцене кинотеатра «Юность» (он же клуб) играла в КВН, под бурные аплодисменты танцевала «Чёрного кота» в специально надетых легкомысленных по тем временам чёрных чулках и красной юбке; часто вечерами пропадала на репетициях, пока я был с Кирюшей и работал с чертежами; мы поставили ёлку, наряжали её все вместе, и маленький Кирюша радовался больше всех; повесили игрушки, конфеты и марокканские апельсины, которые купили в Осиновке; 31 числа встретили Новый 1965 год и посмотрели по телевизору «Голубой Огонёк».

L

1и 2 января было относительно тёплая погода, много гуляли; второго января я остался дома поработать с документами и чертежами, а Света с Кирюшей пошли гулять; встретили её подруг, которые тоже гуляли с детьми; через некоторое время Свете стало плохо, она оставила сына подруге и быстро направилась домой; влетела в квартиру, распахнула пальто и бросилась навзничь на кровать; я расспрашивал её, хотел принести воды, но она молчала, губы дрожали, теряла сознание; в доме и на улице телефонов не было, побежал в медсанчасть за скорой помощью и вернулся в «скорой» домой, Света лежала на кровати без движения; завернул её в одеяло, перенёс в машину и отвёз к дежурным медикам (врачи это были или медсёстры не знаю), которые велели ждать в коридоре; сначала было тихо, я заглянул в кабинет, увидел двух молоденьких девушек, которые листали толстый справочник, потом через закрытую дверь услышал: «давай быстро магнезию»; никакая мука не может сравниться с неизвестностью – минуты, проведённые в этом ужасном душевном состоянии, были самые тяжёлые в жизни; через некоторое время открылась дверь и мне сообщили, что Света скончалась; заглянул в комнату: она лежала на кушетке с закрытыми глазами, на теле были следы от уколов магнезии; сердце оборвалось, меня сдавило как клещами; медсёстра сказала, что надо везти в морг больницы, находящейся в пос. Гидростроитель за 55км от посёлка ЛПК; я вышел на улицу и, шатаясь как пьяный, побрёл домой, взял деньги, документы и пошёл к Рыхальским; рыдая, сообщил о внезапной смерти Светы, что привело Риту в шок, но Володя сказал, что надо действовать, т.к. скоро наступит вечер; взяли большое одеяло и пошли на трассу ловить машину (автостанции в посёлке тогда ещё не было); стали уговаривать шофёра такси, предлагать тройную плату в оба конца, но он сказал, что им категорически запрещено перевозить трупы; войдя в наше безнадёжное положение, всё-таки согласился и мы подъехали к медсанчасти; завернули Свету в одеяло, Володя сидел впереди, а я, держа остывающее тело на коленях, сидел сзади и плакал; положили Свету в морг, обратно ехали и молчали; это было первое в жизни большое горе, которое поразило меня, и это горе привело меня в отчаяние; я потерял смысл этой жизни, был равнодушен душевно, подумал: зачем жить? Когда шли домой, я сказал это Володе, который понимал моё состояние, но сказал, чтобы не делал глупостей, «подумай, с кем останется сын?», велел мне завтра с утра ехать в больницу, а вечером после работы обещал прийти ко мне; придя домой, я, оставшись один, долго стоял у окна и тупо смотрел во двор и думал: « За что же право я был так наказан Богом? Скоро этот страшный день кончается для меня и наступит мрачная ночь».

Но на зов мой безответна

Тишина и тьма ночная…

Безраздельна, беспредметна

Грусть бесплодная, больная!

(Аполлон Григорьев)

Вскрытие показало, что у Светы лопнул сосуд мозга, и произошло сильное кровоизлияние, приведшее к смерти; дома я пребывал в полусознательном состоянии и в минуты слабости, которым мы все подвержены, утешение доставляли только слёзы и участие добрых людей; только благодаря им, я смог немного прийти в себя, было ощущение, что в жизни моей произошла перемена; будущее рисовалось неясным, я не мог знать даже, что принесёт с собой следующий день – жутко мне было думать об этом.

Третьего января, когда люди на стройке узнали о случившейся трагедии, мои друзья, сослуживцы и знакомые стали приносить Рыхальскому деньги, чтобы он мог организовать транспортировку Светы в Иркутск; была собрана большая сумма денег, нанята бортовая машина, покрытая брезентом; часть денег вручили мне для оплаты похоронных расходов; ехали в морозный день до темноты и в Тулуне заночевали –водителю нужен был отдых; утром, не переставая, шёл сильнейший, какого давно уже не было, снег; я ехал в кабине с шофёром, а в кузове находился гроб; есть мне не хотелось, не разговаривал, был в прострации; конечно, по христианским обычаям родные покойника не должны заниматься подготовкой к похоронам, но куда же деться от этого мне, обычному человеку, проживающему на далёкой сибирской стройке.

LI

Свету похоронили на кладбище, расположенном во Втором Иркутске, где находились могилы родственников Максатовых; своего пребывания на похоронах совершенно не помню, – это был ещё один жёсткий удар по моему замутнённому сознанию.

Прости! – Как много в этом звуке

Глубоких тайн заключено!

Святое слово! – в миг разлуки

Граничит с вечностью оно.

Разлука… Где её начало?

В немом пространстве без конца.

(Владимир Бенедиктов)

На кладбище я сильно простудился и неделю пролежал у Максатовых с температурой под 40; ночами бредил, а днём Матрёна Сергеевна отпаивала меня лекарствами и