слова. Но это редкость. Читать нужно много и внимательно. И без усилий здесь не обойтись.

Он перебирал стопки с рукописями, некоторые названия были удачнее самого текста, некоторые придумывались явно начинающими авторами, третьи создавались с учётом всех алгоритмов саспенса. Девочка/мальчик/мужчина/женщина, предлог, место действия.

Пер кивнул, его озабоченное лицо исчезло, дверь снова закрылась.

– Когда похороны? – спросила Санна. Она не спускала с него глаз, смотрела на него так, словно он в любую минуту мог упасть навзничь. Он хотел сказать ей, что с ним всё нормально, но его отвлёк вопрос о похоронах. Он не знал. Смертью распоряжаются кровные узы. Смерть отсылает к сёстрам фон Беккер, которые умеют сохранять мину и носить маску. Там будет море белых лилий и хор, и скорбные лица, оттенённые широкими полями шляп. Чёрные платья и костюмы, и анонимные речи, провозглашающие, что Густав, один из Великих Современников Швеции, покинул нас слишком рано.

Он послал сообщение Шарлотте фон Беккер.

Когда он позвонил ей вчера из квартиры Густава, она ответила запыхавшимся голосом. Он спросил, где она. На тренировке, сообщила она с подозрительной интонацией. Образ женщины, с которой Мартин говорил по телефону, как бы расслоился, превратившись в двух одетых в балетные пачки девочек, встреченных однажды в холле семейства фон Беккер.

– Я у Густава, – сказал он. – Он мёртв.

Мартин услышал стон, за которым последовало долгое молчание.

– О господи, – произнесла в конце концов Шарлотта.

– Да, – сказал Мартин.

– Чёрт… – проговорила Шарлотта.

– Да, – сказал Мартин.

– Ужасно говорить такое, но это был лишь вопрос времени, – вздохнула Шарлотта.

Сейчас она ответила сразу же, написав: «Пока не решено. Позвоню, как только будет ясность. Береги себя». И ряд сердечек.

* * *

Когда Мартин вернулся домой, было ещё рано. Под кожей покалывало. Вечер простирался в бескрайнем временном поле. Он собрал было сумку на тренировку, но потом силы его оставили. Он не смог встать с дивана. Просидев минут десять, включил телевизор, но громкость резанула слух, и, убрав звук, Мартин просто смотрел на мелькающие и мерцающие в вечернем освещении картинки.

Потом он всё же с трудом встал, чтобы порыться в ящиках письменного стола Элиса. Да, так и есть: пачка «Лаки страйк». Нашёл коробок спичек, открыл окно в кухне и наполнил лёгкие дымом.

Снова зазвонил телефон. Журналисты, чьи имена он тут же забывал. Он может прокомментировать случившееся? Один сообщил, что планирует написать книгу о Густаве Беккере, биографию, впрочем, не чистую биографию, это будет широкая панорама шведского искусства в восьмидесятых и девяностых, но с творчеством Густава Беккера в качестве отправной точки. Энтузиазм в голосе нарастал, но потом будущий автор слегка одумался, откашлялся и сбавил обороты. Не согласится ли Мартин дать интервью?

Не ответив, Мартин завершил разговор.

Позвонил старый приятель из «Гётеборг постен» с вопросом, не хочет ли Мартин написать некролог.

– Я пойму, если нет… но я подумал, ты же, наверное, знаешь его лучше всех, так что… но если не хочешь, никаких проблем, мы тогда…

Мартин направился к компьютеру. Дедлайн в 22:00. Дедлайн – это точка, за которую можно держаться в хаосе, где других точек нет. Неотрывный взгляд на мигающий курсор, и тебя не унесёт в водовороты и завихрения времени.

Он набрал одно слово. Потом ещё одно. И ещё несколько, довольно быстро. Прочёл написанное. И удалил одним кликом. Начал сначала. Одно слово. Ещё одно. Нужны две тысячи пятьсот знаков с пробелами.

Он начал рыться в ящиках в поисках старой фотографии. Он собирался поставить её в рамку. Где-то она должна быть.

Сердце стучало, пока он её не нашёл. Чёрно-белый снимок троих. В тот год ему и Густаву исполнилось двадцать пять. Они сидели на земле у стены дома. Мартин в середине. Длинные волосы, лицо открытое и юное. Рубашка с абстрактным узором. Сесилия справа, с вытянутыми в сторону ногами. Она единственная не смотрит в объектив; похоже, она что-то говорит, у неё подняты руки. Густав слева, в покосившихся очках и куртке «Хелли Хансен», смеётся.

Мартин не смог встать. Он прислонился к стене и закрыл глаза.

Некролог он закончил и перечитал его ещё раз. Когда зазвонил телефон, он так сильно вздрогнул, что расплескал половину бокала вина, которое, как он надеялся, могло перенести его на тенистую территорию сна.

Сесилия. Но уже через долю секунды он отбросил эту мысль, заменив её более вероятной альтернативой. Его мать. Нет, с ней он уже поговорил, она показалась ему искренне потрясённой. Он был хорошим мальчиком, сказала Биргитта. Ракель или Элис? Но на дисплее светился незнакомый номер, и Мартин автоматически ответил.

Зрелый женский голос произнёс:

– Мне нужен Мартин Берг.

– Это я, – произнёс он с обычной интонацией. После чего на него обрушился поток информации, уследить за которым он не мог. Слова «адвокат Густава Беккера» зависли так надолго, что смысл всего, сказанного потом, от него ускользал. В трубке внезапно стало тихо.

– Простите, я не вполне понимаю…

Видимо, он сказал это растерянно, потому что голос заговорил снова, на этот раз медленнее.

– Таким образом, я уполномочена распорядиться имуществом, принадлежавшим Густаву Беккеру. И звоню вам по поводу его завещания.

– Хорошо…

– Вам всё известно?

– Что всё?

На миг стало снова тихо.

– Он говорил вам что-нибудь о завещании?

– Ни слова.

Женщина издала почти неслышный вздох, который Мартин истолковал как «почему люди никогда не доигрывают свои пьесы при жизни?». Теперь думать было немного легче.

– Основная часть принадлежащих Густаву работ, – говорила адвокатесса, – завещана вам и Сесилии Берг.

36

Во все стороны простирались поля Зеландии, изрезанные серебряными лентами автодорог.

– Следующий съезд наш. – Элис, прищурившись, смотрел на экран мобильного. – Я практически уверен, что это здесь.

– Я ничего не узнаю́.

– Когда мы были здесь в последний раз? Тебе было типа лет семнадцать? Что ты тут можешь узнать? Но о’кей, мисс-топографическая-гениальность, предложи свой вариант!

Ракель бросила на него сердитый взгляд и включила правый поворот.

Они позвонили утром сразу после того, как Фредерика узнала о смерти Густава. Она уверяла, что будет очень рада видеть их, голос звучал так искренне и испуганно, что Ракель подумала, что ей тоже нужно реагировать более отзывчиво. После того как Мартин всё рассказал – это произошло накануне вечером на какой-то станции в Германии, где поезд делал часовую остановку, – мир вокруг неё как будто на несколько секунд схлопнулся, реальность упала, утратив точки опоры. Однако кристальная ясность ума вернулась довольно быстро, а знание о случившемся как бы закапсулировалось, полностью изолировавшись от эмоций. Пока Мартин