рождались с топорами в руках и умирали с ними, говорили в его крови и наполняли его руки силой. В голове возник силует его отца, когда тот возвращался в сумерках домой, с топором в руке.

Воспоминания о Лоре тотчас же сбили весь его настрой и чувство силы, а слёзы подкатили к самому горлу. Он почуствовал себя таким одиноким. Ребенком посреди огромного мрачного мира. Чувство одиночества и отчаянья нахлынули на него. Он поднял глаза с темнеющему небу, уже готовый разрыдаться, как услышал злобные крики младшего брата откуда-то из лагеря. Руки изо всех сил сжали топор и вдруг все его отчаянье переродилось в злость. Брату надеятся не на кого, кроме Тима, так что нельзя отчаиваться, как бы этого не хотелось. Он сжал топор дрожащими руками, что было мочи.

Впервые Тим сжал зубы и не давал слезам выйти наружу. «Ради отца! Я буду сильным!» он боролся с содрогавшими его рыданиями. Он больше не будет Тимом – плаксой. «Ради отца! Ради Ходо!» Один единственный всхлип вырвался из его горла и это было всё что Тим позволил себе. Остальное он загнал глубоко внутрь себя, перерождая отчаяние в злость, а злость в ярость.

Где-то вдалеке небо раскололи раскаты грома. Тим поднял голову и прислушался, выходя из оцепенения. Из-за горизонта важно перекатываясь наступала кавалькада серых туч. То тут, то там небо озаряли фиолетовые и золотые молнии. Вспарывая воздух они на долгое время оставляли свой светящийся след и казалось что облака плывут на фиолетовой платформе.

– Дождь будет! – Распрямился Дегаль и сунул мальчику метлу. – Давай-ка пошевеливаться. Нужно быстрее собрать все оставшиеся опилки.

Вдвоём они нагружали тачку и почти бегом катили её под шатёр цирка, сваливая всё в углу.

– Хватит, я сам закончу. – Дегаль указал Тиму на поленницу нарубленных дров. – Набери сколько сможешь и отнеси их Гертру, чтобы ей не мочиться.

– Хорошо. – Тим нагрузил на руки поленьев сколько мог удержать и побежал к поварскому фургону.

– Смотри не упади! – Крикнул вслед старик. Тим обернулся на крик и чуть было не растянулся о тюк сена, лежавший посреди двора.

Первые капли дождя упали на землю и небо словно прорвало. Ливень настиг Тима на полпути к поварскому фургону. Он бежал поскальзываясь и шлёпая по грязи. Капли дожди скатывались по волосам и бежали по лицу мальчика. Несмотря на это улыка растянула его губы до ушей. Он чувствовал себя не просто живым, а даже немного счастливым. Кошмары и трудности минувших дней словно отступили, были смыты водой с небес.

Дождь с прожилками фиолетового и золотого обрушился на город. Вода заструилась с крыш по резным деревянным желобкам. Дождь, прорываясь сквозь цветной след молний, размывал и захватывал часть цвета с собой. Пастухи коров которые пасли стадо в пяти архатах от города видели как фиолетовый и золотые цвета сходили с небес на город. Словно краски стекали с мольберта художника.

Дождь смывал пыль с фургонов цирка. Тим сидел в углу возле печки и сжимал в руках чашку горячего браша в котором плавали кусочки фруктов. Он был укутан в теплое одеяло Гертру и сонно хлопал глазами, глядя в открытую витрину. За ней вовсю бушевал ливень. Гертру усадила мальчика поближе к печке, чтоб он согрелся, а дрова что он принёс положила на лежак за плитой, где поленья высыхали.

– Ближе к печке подвинься, весь вымок вон! – Гертру ни на секунду не отвлекалась от плиты, постоянно что-то помешивая, открывая кастрюльки, пробуя из ложки блюда. – Ещё не хватало чтобы заболел!

Она всплеснула руками

– Боже, безмозглая дура! – Она открыла духовку и вытащила из неё большой кусок яблочного пирога. – Сама обещалась угостить, а вместо этого пустым брашем поит!

– Вы не безмозглая! – Сказал Тим.

Гуртру рассмеялась.

– Ну спасибо милый! – Она поставила блюдо с пирогом на плиту возле него и потискала мальчика за щёки. – Вот бы навсегда таким остался хорошеньким. А то вырастишь и станет как обычные мужланы. Только и носятся со своим топором, а как дело до него дойдёт, так топорище-то квёлое!

Гертру упёрла руки в бока и раскатисто рассмеялась своей остроте. Тим не понял ни слова, но рассмеялся вместе с ней, больно уж заразительным был смех женщины. Смеялась она так же громко, как и говорила.

– У моего отца топор из драконова дерева. – Вспомнил Тим и улыбка сразу начала увядать на его лице. Он чувствовал как слёзы наливаются ему в глаза, но он больше не собирался никогда плакать и усилием загнал всё назад, глубоко вдохнул и проглотил комок, подкатившийся к горлу. – Был.

– А что стало с твоим отцом, милый?

Подавить слёзы в этот раз было сложнее, но Тим и тут справился.

– Он умер. – Он глубоко вздохнул. – мой брат убил его. – Ещё один глубокий вздох. – Огненный демон вселился в него.

Последние слова Тим процедил сквозь зубы изо всех сил заталкивая слёзы назад в себя. Его всего трясло и губы сжались в две маленькие полоски, крепко сжимая всхлипы внутри.

Вдруг, Гертру крепко обхватила Тима и прижала его к своей необьятной груди.

– Поплачь, милый. Мужчины должны иногда плакать, иначе они сломаются как ветка. – Она гладила мальчика по голове. – Здесь нечего стесняться. Поплачь, давай. Это будет наш секрет.

Слёзы хлынули на передник женщины и мальчик разрыдался, уткнувшись лицом в её грудь.

– Всё будет хорошо. – Гертру прижала его ещё сильнее. – Всё будет хорошо.

Вскоре Тим успокоился и затих. Словно гора упала с его плеч.

– Вот так. – Гертру вытерла передников слёзы из его глаз. – Полегчало милый?

– Да. – Слабо улыбнулся Тим.

– Расскажи мне, что произошло с тобой. – Гертру налила мальчику вторую кружку браша.

Дождь между тем кончился и солнце закатилось за горизонт, на прощание залив фиолетово-красным пики дальних гор и макушки деревьев. Переливаясь с фиолетово-золотым дождевым туманом свет красивой дымкой висел над лугами и полями вокруг большого города. Пастухи уже загоняли стадо на ферму, приютившуюся в пригороде. Дождевая вода стекала по деревянным водостокам, неся с собой фиолетовые и золотые нити. Центральная площадь почти опустела, ведь был всего четвёртый день недели и люди расходились домой, готовиться к завтрашнему дню. Продавцы тоже давно уже свернули свои прилавки. Больше на площади делать было нечего, то ли дело в выходные, на восьмой и девятый день. Тогда цирк даст своё представление и площадь будет до самого утра кишеть людьми. Вот тогда продавцы съестного и сувениров ухватят свой кусок пирога с курхамой.

Капли дождя блестели в фонарях и переливались розовым, свисая на каштипах.