— Лени, я тебя на помощь звала. Если это называется...

Кулак Кризи ядром врезается ей в живот. Седжер оха­ет и заваливается набок, в падении ударяется головой о переборку и остается лежать, хватая воздух ртом. Краем глаза Кларк замечает, что Роуэн сделала шаг вперед, но вовремя спохватилась.

Она холодно сморит на Кризи:

— Напрасно ты так, Дейл.

— Пусть не наглеет, — ворчит тот.

— И как же она выпустит Джина, если даже вдохнуть не может, болван?

— Ну реально, Лен, что тут такого?

Это Нолан. Кларк поворачивается к ней.

— Ты знаешь, как они с нами обращались, — про­должает Грейс, встав рядом с Кризи. — Знаешь, сколько наших искалечили эти уроды. И убили.

«Меньше, чем я», — молчит Кларк.

— Я б сказала, если Дейлу охота спустить пар на этих выродках, пусть его. — Нолан дружески берет Кларк за плечо. — Может, малость уравняет счет. Понимаешь?

— Это ты бы так сказала, — тихо отвечает Кларк, — а я — иначе.

— Вот это сюрприз! — На лице Нолан мелькает тень усмешки.

Они смотрят друг друга сквозь роговичные щитки. У дальней стены скулит Кляйн, у них под ногами вроде бы начинает дышать Джеренис Седжер. Кризи нависает у Кларк над плечом, само его присутствие — открытая угроза. Она ровно, медленно дышит. Приседает на кор­точки — легонечко, легонечко, больная нога готова по­догнуться — и помогает Седжер сесть.

— Выпусти его, — приказывает она.

Седжер бормочет что-то в свой запястник. На коже ее предплечья загорается клавиатура со странными сим­волами. Другой рукой она набирает нужную комбина­цию.

Изолирующая палатка издает тихий хлопок. Эриксон нерешительно касается мембраны пальцами, убеждается, что они проходят насквозь, и чуть не падает со стола, словно выскочив из мыльного пузыря. Подошвы мягко стукают об пол. Нолан подает ему извлеченный откуда- то гидрокостюм.

— С возвращением, дружище. Говорила же, мы тебя вытащим.

Они оставляют Кларк с корпами. Седжер, игнорируя протянутую ей руку, с трудом поднимается на ноги и опирается о переборку. Одной ладонью она все еще при­крывает живот. И склоняется над Кляйном.

— Норм? Норм? — Она неловко склоняется к сво­ему подчиненному и оттягивает ему веко. — Не теряй сознания...

С ее головы срывается капля и плюхается на разбитое лице медика, теряясь в его собственной крови. Седжер, выругавшись, вытирает рану тыльной стороной ладони.

Кларк подходит помочь. Под ногу попадается что-то маленькое и острое. Она поднимает ступню. Зуб, липкий от слюны и прочего, с тихим стуком падает на пол.

— Я... — начинает Кларк.

Седжер с яростью оборачивается.

— Пошла вон!!!

Кларк какое-то время разглядывает ее, затем выходит.

В коридоре ее ждет Роуэн.

— Нельзя, чтобы такое повторилось.

Кларк приваливается к переборке, снимая часть веса с больной ноги.

— Ты же знаешь Грейс. Они с Джином...

— Дело не только в Грейс. По крайней мере, это не­надолго. Я же говорила, что-то такое могло произойти.

Ее охватывает страшная усталость.

— Ты говорила, что нужно развести стороны. Так за­чем Джерри удерживала Джина, когда тот захотел уйти?

— Ты думаешь, ей нужен рядом этот тип? Она забо­тилась о благе пациента. У нее работа такая.

— Мы сами о себе позаботимся.

— У вас просто нет должной квалификации...

Кларк предостерегающе вскидывает руку.

— Это мы уже слышали, Пат. Маленькие люди не видят всей картины. Простого гражданина надо беречь от жестокой правды. Крестьяне слишком невежественны, чтобы голосовать. — Она с отвращением качает голо­вой. — Пять лет прошло, а вы все норовите гладить нас по головке, как детишек.

— Скажешь, Джин Эриксон — более квалифициро­ванный диагност, чем наш главный врач?

— Скажу, что он имеет право на ошибку. — Кларк машет рукой. — Слушай, может, ты и права. Может, он через неделю свалится с гангреной и приползет обратно к Джерри. Или предпочтет умереть. Но это ему решать.

— Речь не о гангрене, — тихо говорит Роуэн. — И не об обычной инфекции. И тебе это известно.

— Не вижу разницы.

— Я тебе говорила.

— Ты говорила о перепуганных ребятишках, не веря­щих в ими же созданную защиту. Но защита выдержит, Пат. Я — живое тому доказательство. Мы можем пить культуру Бетагемота как воду, нам это не повредит.

— Мы лишились...

— Лишились очередного пласта самообмана, только и всего. Пат, Бетагемот здесь. Не знаю, как он сюда попал, но тут ничего не поделаешь, да и зачем? Он вас никак не потревожит, разве что ткнет носом в нечто та­кое, о чем вы предпочли бы не думать, но к этому вы скоро привыкнете. Вам не впервой. Через месяц ты и думать о нем забудешь.

— Тогда, прошу... — начинает Роуэн и замолкает. Кларк ждет, пока ее собеседница загонит себя в роль подчиненной.

— Дайте нам этот месяц, — шепчет наконец Роуэн.

ВОЗМЕЗДИЕ

Кларк нечасто заходит в жилой квартал, а в этом отсе­ке как будто и вовсе не бывала. Стены коридора покрыты электронной краской и подключены к генератору обоев. На переборке по левому борту вырос густой лес рогатых кораллов, на правой вертятся и сбиваются в стайки рыбы-хирурги, словно узлы какой-то непонятной рассеянной нейросети. И повсюду пляшут осколки солнечных лучей. Кларк не в состоянии определить, что за иллюзия перед ней — чисто синтетическая или основанная на архивных съемках настоящего кораллового рифа. Она бы все рав­но не увидела разницы: ни одно из морских созданий, с которыми она свела знакомство за прожитые годы, не жило при солнечном свете.

Здесь много семей, догадывается Кларк. Как правило, взрослые не в восторге от видов дикой природы: доволь­но сложно ценить такую эстетику и дальше, постигнув ее иронию.

А вот и он — номер D-18. Она жмет на кнопку звонка. За запертым люком приглушенно звучит музыка: зыбкая ниточка мелодии, слабый голос, шум движения.

Люк распахивается. Выглядывает плотно сбитая девоч­ка лет десяти с колючей светлой челкой. Музыка доно­сится из глубины помещения — флейта Лекс, сообража­ет Кларк. При виде рифтерши улыбка на лице девочки мгновенно гаснет.

— Привет, — начинает Кларк, — я искала Аликс.

Она и сама примеряет улыбку.

Та не подходит. Девочка неуверенно отступает на шаг.

— Лекс...

Музыка прерывается.

— Что? Кто там?

Маленькая блондинка отступает в сторону — по-кошачьи нервно. Алике Роуэн сидит на кушетке посреди комнаты. Одна рука лежит на флейте, другая тянется к перламутровым наглазникам.