Йегер, фыркнув, отталкивает Седжер. Та с кашлем приваливается к стене.

— Ты тоже с нами, — обращается Лабин к Роуэн, которая скромно держится за полосатой лентой. И к Йе- геру: — Если ты, конечно, не против.

— Дерьмо, — сплевывает Йегер. — Да плевать мне.

Он сжимает и разжимает кулаки — судорожно, слов­но под током.

Лабин кивает.

— Иди, — небрежно бросает он Кларк. — Я помогу Хану держать оборону.

Это, конечно, Нолан. Кларк, подходя к медотсеку, слышит ее рычание:

— Ах, так ты еще и обделался, чертов педик...

Кларк протискивается в люк. В ноздри бьет кислая

смесь страха и фекалий. Да, Нолан, и на подмогу вызва­ла Кризи. Кляйн отброшен в угол, избит и весь в крови. Может, пытался встать на пути, а может, Нолан пыталась его вынудить.

Джин Эриксон наконец-то пришел в себя и скорчился на столе, как зверь в клетке. Растопыренными пальцами он упирается в изолирующую пленку, и та растягивается, будто невероятно тонкий латекс. Чем сильнее рифтер на­пирает, тем больше сопротивление: он еще не до конца вытянул руку, а мембрана уже достигла максимальной прочности — вдоль линий сопротивления расцветают маслянистые радуги.

— Твою-то мать, — рычит Джин, опускаясь на место.

Нолан, присев, по-птичьи склоняет голову набок в

нескольких сантиметрах от окровавленного лица Кляйна.

— Выпусти его, птенчик.

Кляйн плюется кровью и слюной.

— Я же сказал, он...

— Не подходите к нему! — Седжер вламывается внутрь, словно последних пяти лет — и пяти минут — и не было вовсе. Не успевает она дотронуться до плеча Нолан, как Кризи отшвыривает ее к переборке.

Нолан стряхивает воображаемую грязь с места, кото­рого коснулась рука Седжер.

— Голову не повреди, — приказывает она Кризи. — В ней может быть пароль.

— Так, все. — Хоть у Роуэн хватило ума остаться в коридоре. — Быстро. Успокойтесь.

Нолан фыркает, мотает головой.

— А то что, обмылок хренов, ты охрану вызовешь? Прикажешь нам «очистить помещение»?

Белые глаза Кризи разглядывают Седжер с расстояния в несколько сантиметров. Эти глаза над ухмыляющи­мися бульдожьими челюстями грозят бессмысленным и бездумным насилием. Говорят, Кризи умеет обращаться с женщинами. Нет, с Кларк он шуток не шутил — как правило, с ней вообще никто не связывается.

Роуэн заглядывает в открытый люк, лицо у нее спо­койное и уверенное. Кларк видит мольбу за этой само­надеянной маской. Первое побуждение — не замечать ее. Ногу раздражающе покалывает. Кризи за плечом чмокает губами над Седжер. Его рука зависает у нее над подбо­родком. Кларк его игнорирует.

— В чем дело, Грейс?

Нолан хищно улыбается.

— Нам удалось привести его в чувство, но тут Норми, — она рассеянно толкает Кляйна в лоб, — наложил на стол какой-то пароль. Мы не смогли опустить мем­брану.

Кларк оборачивается к Эриксону.

— Ты как себя чувствуешь?

— Они со мной что-то сделали. — Джин кашляет. — Пока я был в коме.

— Да, сделали. Спасли его... — Кризи бьет Седжер головой о переборку. Седжер умолкает.

Кларк не сводит глаз с Эриксона.

— Когда шевелишься, кишки не вываливаются?

Юн неуклюже поворачивается, показывая ей живот:

мембрана натягивается на голове и плечах, словно амниотический мешок.

— Чудо современной медицины, — говорит Джин, укладываясь лицом вверх. Ну да, все внутренности на месте. Свежие розовые шрамы на животе дополнили ста­рые, те, что на груди.

Судя по всему, Джеренис Седжер, очень хочет что-то сказать. А Дейл Кризи, похоже, очень хочет, чтобы она попыталась.

— Пусть говорит, — распоряжается Кларк. Кризи чуть ослабляет хватку. Седжер смотрит на Кларк и не раскры­вает рта.

— Ну так что? — торопит ее Кларк. — Похоже, вы его нормально заклеили. Три дня прошло.

— Три дня, — повторяет Седжер. Из-за давления на горле ее голос выходит тонким и гнусавым. — Его почти начисто выпотрошили, а ты думаешь, трех дней достаточ­но для выздоровления?

Собственно, Кларк в этом уверена. Ей уже приходи­лось видеть искромсанные и разбитые тела: она видела, как многорукие роботы собирали их заново и помещали в раны тонкие электрические сетки, которые так ускоря­ли заживление, что это выглядело бы чудом, если бы не стало таким привычным. Трех дней более чем достаточно, чтобы прийти в себя. Швы, может, еще малость кровят, но держатся, а в невесомом черном чреве глубины вре­мени на поправку будет сколько угодно.

Вот что никак не доходит до сухопутников: силы от­нимает само земное притяжение.

— Ему еще нужны операции? — спрашивает она.

— Понадобятся, если не побережется.

— На вопрос отвечай, мать твою! — рявкает Нолан.

Седжер косится на Кларк и не находит у нее под­держки.

— Ему требуется время на реабилитацию, и в коме срок сократится на две трети. Если он хочет поскорей отсюда выбраться, лучше варианта не найти.

— Вы удерживаете его против воли, — говорит Нолан.

— Зачем... — подает из коридора голос Роуэн.

Нолан налетает на нее:

— А ты заткнись на хрен!

Роуэн хладнокровно испытывает судьбу.

— Зачем бы нам его удерживать, если не по меди­цинским показаниям?

— Он мог бы отдохнуть у себя в пузыре, — отвечает ей Кларк. — Или просто снаружи.

Седжер качает головой.

— У него значительно повышена температура. Лени, да ты посмотри на него!

В ее словах есть смысл. Эриксон растянулся на спине, явно обессилев. Кожа блестит от пота, хотя этот блеск почти неразличим за бликами мембраны.

— Температура, — повторяет Кларк. — Не из-за опе­рации?

— Нет Какая-то оппортунистическая инфекция.

— Откуда бы?

— На него напало дикое животное, — напоминает Седжер. — Даже простой укус может занести множество всякой дряни, а Джина практически выпотрошили. Я бы даже удивилась, пройди все без осложнений.

— Слыхал, Джин? — спрашивает Кларк. — Ты вроде как подхватил рыбье бешенство.

— Охренеть, — произносит Эриксон, созерцая пото­лок.

— Так что тебе решать. Останешься, позволишь себя долечить? Или рискнешь положиться на лекарства?

— Вытащите меня отсюда, — негромко просит Джин.

Кларк поворачивается к Седжер.

— Ты его слышала.

Та выпрямляется. Невозможное, безумное, вечное упрямство.