Шрифт:
Интервал:
Закладка:
СВЕДЕНИЕ НЕ УДАЛОСЬ. ДОВЕРИТЕЛЬНЫЙ ИНТЕРВАЛ ПРЕВЫШЕН. ДАЛЬНЕЙШИЕ ПРОГНОЗЫ НЕНАДЕЖНЫ.
— Ослабь немножко Лабрадорское течение, — предлагает один из аналитиков.
— Еще немного, и его просто не будет, — возражает другой.
— Откуда нам знать, может, его уже и нет.
— Когда Гольфстрим...
— Ну ты попробуй, а?
Атлантика гаснет и перезагружается.
Роуэн, отвернувшись от своих, находит взглядом Седжер.
— А если они ни к чему не придут?
— Возможно, он был здесь с самого начала. А мы его просто не заметили. — Седжер, словно не доверяя собственной версии, мотает головой. — Мы ведь немножко спешили.
— Спешили, но не настолько. Прежде чем выбрать участок, мы проверили каждый источник на тысячу километров отсюда, разве не так?
— Кто-то проверял, да, — устало говорит Седжер.
— Я видела результаты. Они убедительны. — Роуэн, кажется, беспокоит не столько появление Бетагемота, сколько мысль, что разведка дала сбой. — И с тех пор ни один отчет ничего не показывал... — Спохватившись, она перебивает сама себя: — Ведь не показывал, Лени?
— Нет, — говорит Кларк, — ничего не было.
— Ну вот. Пять лет весь район был чист. Насколько нам известно, чисто было на всем глубоководье Атлантики. И долго ли Бетагемот может выжить в холодной морской воде?
— Неделю-другую, — подсказывает Седжер. — Максимум месяц.
— А сколько времени потребовалось бы, чтобы его донесли сюда глубоководные течения?
— Десятки лет, если не века, — вздыхает Седжер. — Все это известно, Пат. Очевидно, что-то изменилось.
— Спасибо, Джерри, просветила. И что бы это могло быть?
— Господи, чего ты от меня хочешь? Я тебе не океанограф. — Седжер вяло машет рукой в сторону аналитиков. — Их спрашивай. Джейсон прогоняет эту модель уже...
Джейсон обрушивает на экран поток непристойностей. Экран в ответ огрызается:
СВЕДЕНИЕ НЕ УДАЛОСЬ. ДОВЕРИТЕЛЬНЫЙ ИНТЕРВАЛ ПРЕВЫШЕН. ДАЛЬНЕЙШИЕ ПРОГНОЗЫ НЕНАДЕЖНЫ.
Роуэн, прикрыв глаза, начинает заново:
— Ну а в эвфотической зоне[6]он способен выжить? Там ведь теплее, даже зимой. Может, наши рекогносцировщики подхватили его наверху и занесли сюда?
— Тогда бы он и проявился здесь, а не над Невозможным озером.
— Да он вообще нигде не должен был прояв...
— А если это рыбы? — перебивает вдруг Лабин.
Роуэн оборачивается к нему.
— Что?
— Внутри организма-хозяина Бетагемот может существовать неограниченно долго, так? Меньше осмотический стресс. Потому-то, в общем, он и заражал рыб. Может, его к нам подвезли?
— Глубоководные рыбы не рассеиваются по океану, — возражает Седжер, — а просто околачиваются возле источников.
— А личинки в планктоне?
— Все равно не сходится. Не с такими расстояниями.
— Не в обиду тебе, — произносит Лабин, — но ты медик. Может, спросим настоящего специалиста?
Это, конечно, шпилька. Когда корпы составляли список допущенных на ковчег, ихтиологи даже не рассматривались. Но Седжер лишь качает головой:
— Они бы сказали то же самое.
— Откуда тебе знать? — с неожиданным любопытством интересуется Роуэн
— Оттуда, что Бетагемот большую часть земной истории был заперт в немногочисленных горячих источниках. Если он способен распространяться с планктоном, зачем было так долго ждать? Он бы захватил весь мир сотни миллионов лет назад.
В Патриции Роуэн что-то меняется. Кларк не вполне улавливает, в чем дело. Может, сама поза. Или ее линзы вспыхнули ярче, словно интеллект, блестящий в глазах, перешел на скоростной режим.
— Пат? — окликает ее Кларк.
Но Седжер вдруг как ошпаренная срывается со стула, повинуясь прозвучавшему в наушниках сигналу. Прикасается к запястнику, подключая его к сети.
— Выхожу. Задержи их. — И оборачивается к Лабину с Кларк. — Если действительно хотите помочь, давайте со мной.
— В чем дело? — спрашивает Лабин.
Седжер уже на середине пещеры.
— Опять идиоты, не способные ничему научиться. Вот-вот убьют вашего друга.
КАВАЛЕРИЯ
По всей «Атлантиде» встречаются линии — четырехсантиметровые бороздки, словно кто-то равномерно прошелся по всему корпусу цепной пилой. С обеих сторон они обозначены предупредительной разметкой с диагональными полосками, и если посмотреть вверх, чуть отступив от них, то видно, зачем: в каждом проеме расположены опускные переборки, готовые упасть ножом гильотины в случае пробоины. Эти границы очень удобно использовать в качестве линий на песке, разделяющих противников. Таких, например, как полдюжины корпов, замерших перед пограничной чертой — у них хватает ума или трусости не лезть вперед. И как Ханнук Йегер, беспокойно приплясывающий по ту сторону полосатой ленты, не подпуская их к лазарету ближе чем; на пятнадцать метров.
Лабин расталкивает перетрусивших корпов плечом. Кларк, хромая, движется за ним по пятам. Йегер приветственно скалит зубы.
— Все веселье за четвертой дверью слева.
Его закрытые накладками глаза щурятся при виде корпов, сопровождающих пару.
Кларк с Лени проходят мимо. Двинувшуюся следом Седжер Йегер хватает за горло.
— Только по приглашениям!
— Ты же не... — Йегер усиливает хватку, и голос Седжер превращается в шепот. — Ты хочешь... Джину смерти?
— Это что, угроза? — рычит Йегер.
— Я его врач!
— Пусти ее, — велит Кларк. — Она может понадобиться
Йегер и пальцем не шевелит.
«Вот черт, черт, — думает Кларк, — он что, на взводе?»
У Йегера мутация, переизбыток моноаминовой оксидазы в крови. От этого нарушается баланс элементов в мозгу — тех, что удерживают человека в равновесии. Начальство встроило ему компенсирующий механизм — в те времена, когда такие вещи еще допускались, — но рифтер как-то научился его обходить. Бывает, он нарочно так себя заводит, что хватает чьего-то косого взгляда, чтобы сорваться. В таких случаях уже не важно, друг ты или враг. В таких случаях даже Лабин принимает его всерьез.
Вот как сейчас.
— Пропусти ее, Хан. — Его голос звучит спокойно и ровно, тело расслаблено.
С другого конца коридора доносится стон — и что-то с шумом ломается.