– Перестань, – я бросила на него взгляд. Казалось, что за прошлую неделю он постарел еще сильнее. Мне было больно видеть его потухший взгляд и длинную неухоженную седую бороду. – Тебе вовсе необязательно было надевать костюм, мы же не в оперу идем.

– Нет, что ты! – возмутился он, словно я сказала какую-то глупость, нарушив все правила неведомого мне этикета.

Я была рада, что папа не расспрашивал меня о том, что случилось, равно как и не накрыл меня хрустальным колпаком. Я видела, в каком запустении находилась наша квартира, что на папу было совсем не похоже. Он, конечно, не во всем был аккуратным, но никогда прежде не доводил дом до состояния близкого к хаосу, а холодильник до столь ужасающей пустоты. Поэтому весь субботний день мы занимались домашними делами, простые знакомые действия приводили меня в чувства. Ощущение собственной нужности, хотя бы в таких мелочах, приятно согревало.

Войдя в небольшой концертный зал, папа выдохнул с облегчением. Не знаю, что он ожидал увидеть, помпезный бал или светскую тусовку, но атмосфера была очень простой и дружелюбной. Однако окончательно его настроение улучшилось, когда он, сев на свободное место, все-таки стащил галстук и сунул его в карман пиджака. После чего растянулся в блаженной улыбке.

В зале было много молодежи, видимо, друзья танцоров, но большую часть присутствующих составляли родители, вот уж кто переживал за своих юных талантливых детей. Марго нигде не было видно, вероятно, она пропадала за кулисами, как и подобало хореографу. Прозвенели два длинных звонка, мгновенно перенеся мое сознание в странные давно забытые времена, когда преподаватель из кружка по актерскому мастерству водил нас в театр, чтобы напитать нас искусством. Однако вместо теплой ностальгии я ощутила укол боли и жалости к себе: из-за того, что Тони тоже ходил на те спектакли, из-за того, что я так ошиблась, впустив его в свою жизнь. Я прикусила губу, чтобы не расплакаться.

– Мэй, привет! – раздался голосок с первых рядов. Я увидела машущую мне Дану, рядом с ней сидел Макс и тоже озадаченно махал куда-то в мою сторону, видимо, так и не отыскав меня взглядом в переполненном зале. Я помахала подруге и шепнула папе, что Дана тоже здесь.

– Вон та рыженькая – Дана? – удивился отец.

– Да, – я рассмеялась. Едва ли кто-то в мире так часто менял имидж, как Дана. Пожалуй, папа мог помнить ее блондинкой… Прозвенели три длинных звонка, и я порадовалась, что осталась в реальности, а не поплыла по зыбким пескам вслед за затягивающими воспоминаниями. Вот-вот начнется концерт.

– Тебе очень идет… – я поймала смущенный взгляд папы, он прокашлялся и показал рукой на меня. – Твое платье. Оно очень красивое. Я еще дома хотел сказать.

– Спасибо, пап, – я дотронулась до его руки. Он был самым неловким человеком, если дело касалось выражения чувств, но от этого каждое его слово похвалы имело невообразимый вес. Я растаяла, на душе стало очень тепло.

Грянули первые аккорды музыки, приковывая внимание каждого зрителя к сцене, и раскрылся занавес. Тоненькая фигурка, кажущаяся полностью обнаженной, появилась из-за темных декораций, изображающих фантасмагоричный лес: обычные деревья превращались в черные дьявольские шипы и острые стальные иглы наверху. Невинная, хрупкая девушка пробиралась сквозь враждебный мир, ее ломаные быстрые движения делали ее похожей на загнанную птицу, хватающуюся за утекающую через множественные раны жизнь. Я не могла оторваться от завораживающего и пугающего действа, будто меня приколотили огромным колом к месту. В самое сердце. Громкая музыка вдруг стихла, и в абсолютной тишине фигура рухнула на пол. Казалось, в то мгновение все зрители испуганно ахнули. Мелодия, сначала очень тихая, подсознательно знакомая, начала заполнять зал откуда-то сзади, медленно пробираясь через ряды прямо к рампе. Когда она раскатом наполнила все пространство, на сцене появились четыре абсолютно черные фигуры, лица скрыты за непроницаемыми масками, на руках – перчатки. Они кружили будто вороны над умирающей красавицей, бездыханно лежавшей в центре. В какой-то миг одна черная фигура подняла девушку, оставив на ее незаметном телесном костюме черный отпечаток. Все четверо, будто всадники апокалипсиса, закружили ее в немыслимом плавном танце, граничащем с эротикой и святотатством. Каждый оживлял ее, но в то же время, пачкал черной краской ее прекрасное тело. Я почти со стоном вспомнила залитые черным стены в квартире Тони. Девушка на сцене была снова живой, грязной, дикой, но живой. Музыка достигла кульминации, героиня подняла руки к небу, и на последнем аккорде четверо рухнули к ее ногам.

Зал взорвался овациями, я не заметила, как вскочила с места, аплодируя, как сумасшедшая. По щекам текли слезы, я переживала настоящий катарсис. Совершенно обессиленная и в то же время, как никогда наполненная, я рухнула в кресло. Боковым зрением я видела папу, он хлопал, смотря на сцену: «Хорошо, да, хорошо, что он не видит меня такой». Я быстро смахнула слезы и облизала пересохшие губы. Каким бы странным и непостижимым это ни казалось, но я снова почувствовала себя живой, подобно «воскресшей» девушке на сцене.

– Марго! – я крепко обняла подругу, когда она положила на диван в гримёрной огромную охапку букетов. – Все было сказочно, просто невероятно!

– Я так переживала, до сих пор трясусь, – она прижала меня и ласково погладила по волосам. – Я очень рада, что ты пришла, Мэй.

– И я рада, – честно призналась я. Как бы все внутри меня ни противилось идее выползти из скорлупы в приличное общество спустя неделю добровольного заточения, но те незабываемые эмоции, которые я пережила за последние полтора часа, несомненно, стоили того!

– Вот она, наша звезда! – два других хореографа вошли в гримерную. Марго коротко познакомила меня с ними. Я знала, что они были парой. – Ребята уже собираются в кафе, мы выходим через десять минут.

– Отлично, я вас догоню, только переоденусь, – они быстро обнялись и еще раз поздравили друг друга с успехом шоу. Когда ребята вышли, Марго обратилась ко мне. – Пойдем с нами? Мы собираемся немного посидеть всем коллективом.

– Это же ваш праздник! Да и я там никого не знаю, кроме тебя, – я присела на край стола пока Марго быстро переодевалась из чудесного золотого вечернего платья в более скромное бордовое.

– Прекрати! – она подошла и повернулась ко мне спиной, чтобы я помогла ей застегнуть молнию. – Можешь и папу взять. Почему он, кстати, не зашел сюда?

– Он и так жутко смущался, – я захихикала. – А ты тут еще и переодеваешься.

– Бог ты мой! – она закатила глаза и цокнула языком. – В общем, вы – всегда мои желанные гости, так что пойдемте.

– Я спрошу у него, – я умоляюще посмотрела на подругу. Мне, правда, не хотелось идти на торжество. Я и без того сделала над собой немыслимое усилие, выбравшись на концерт. Оставалось надеяться, что папа сможет найти более веские причины для отказа.

Увы, он не сумел. Даже наоборот, обрадовался приглашению. Добравшись до кафе, мы зашли в переполненный зал: дети-танцоры и их родители, подростки-танцоры и их друзья. Все артисты были густо накрашены, причем как девочки, так и парни. Я быстро отыскала взглядом девушку из первого номера, так поразившего меня. Она выглядела иначе – другой макияж и прическа, поскольку она не раз выступала в разных номерах концертной программы. Сейчас она не показалась мне напуганной и невинной подобно ее героине, бойкая и яркая она вовсю заигрывала с высоким темноволосым парнем. Возможно, он даже был одним из тех «черных демонов».