— Лучше не надо.

— Надо.

— Я не могу.

— Можешь.

— Я не буду.

— Будешь!

Разговор зашел в тупик.

— Будешь! — заявила я, на сей раз весьма сурово.

Мне очень не хотелось повышать голос, но по-другому неполучалось.

Я встала с качелей.

— Я ничего красть не собираюсь, так что обвинение всоучастии тебе не грозит. Но если я все же докопаюсь до чего-нибудь важного,колоссального, захватывающего, совершенно невероятного, то мы с тобой сможемразделить Нобелевскую премию.

— Тогда до субботы?

— Да. Это дает мне уйму времени, чтобы собрать побольшеинформации и прочесать территорию особняка. А у тебя есть уйма времени, чтобы…

— Подумать об отговорках? Я улыбнулась.

— Нет, наесться макаронами с сыром.

Последний день моей временной работы оказался еще лучше, чемя думала. После вычета налогов я благополучно получила двести долларов. Этогобыло вполне достаточно, чтобы дорогой старый папочка купил себе шикарную новуютеннисную ракетку и жестянку с желтыми теннисными мячами в придачу.

Как ни странно, но когда я подхватила свитер, повесила черезплечо сумочку с чеком и собралась покинуть агентство, то почувствовала вдруглегкую грусть. Руби обняла меня крепко, по-настоящему, не то что фарфороваякуколка Дженис.

Я помахала рукой, прощаясь с Биг-Беном, Эйфелевой башней изакатом на Гавайях.

— Ты можешь вернуться, когда пожелаешь! — сказалаРуби. — Честное слово, я буду скучать по тебе. С тобой приятно иметь дело,Рэйвен!

— С тобой тоже!

Я сказала это от всей души. Эта женщина совсем не походилана типичную жительницу нашего городишки, и мне было приятно с ней подружиться.

— Когда-нибудь ты найдешь подходящего парня, себе подстать!

— Спасибо, Руби!

Это было самое нежное, что мне когда-либо говорили.

Как раз в эти дни Кайл Гаррисон, профессиональный игрок вгольф, стал ухаживать за Руби. Она нашла достойного воздыхателя и вполнезаслужила это.

Дома я положила чек на прикроватный столик и свернуласьклубочком в постели, довольная тем, что отбыла каторгу. День закончился, завтрая смогу обналичить эту бумажку и гордо вручить отцу мой заработок.

Конечно, о том, чтобы заснуть, в такой ситуации и речи нешло. Я маялась без сна всю ночь, гадая, как будет выглядеть суженый. Мне оченьхотелось верить в то, что он не любитель носить клетчатые брюки, как Кайл,профессиональный игрок в гольф.

Потом я вспомнила о парне из особняка. Интересно, может, яуже нашла того человека, которого послала мне судьба?

* * *

— Чего это ты так улыбаешься?

Надо сказать, я пребывала в таком приподнятом настроении,что улыбка не сошла с моего лица даже при появлении Тревора. Я была простосчастлива.

— С работой покончено. Теперь я могу просто жить напроценты!

— Правда? Поздравляю. Хотя я уже привык видеть тебя ваккуратных офисных костюмах. Надеюсь, теперь ты будешь надевать их только дляменя.

— Вали отсюда! — крикнула я и оттолкнулаего. — Все равно ты не испортишь мне день!

— Не испорчу, — согласился Тревор и чутьотступил. — Я горжусь тобой.

Он улыбнулся великолепной улыбкой, но в ней подспуднотаилось зло.

— Теперь тебе хватит денег, чтобы пригласить меня вкино. Я люблю фильмы ужасов.

— И рада бы, но они разрушительно действуют на детскуюпсихику, так что пока это развлечение не для тебя. Через пару лет — да, можетбыть, и приглашу.

Я рассмеялась и пошла дальше. На сей раз он не остановилменя, наверное, действительно не хотел испортить мне день.

* * *

По окончании восьмого урока я поспешила к своему шкафчикудля встречи с Беки. Мы собирались поесть мороженого и обсудить планы операции«Особняк». Оказалось, что у моего шкафчика собралась толпа учеников. Бекиперехватила меня на подступах и попыталась увести прочь, но я сталапроталкиваться вперед. Это оказалось нетрудно.

Зеваки расступались, завидев меня. Я глянула на шкафчик, исердце мое упало.

К его дверце серебристым скотчем была приклеена веревка, накоторой болтались теннисная ракетка моего отца и записка: «Игра закончена! Явыиграл!»

Голова у меня закружилась. Все это время Тревор Митчеллдержал у себя ракетку. Может быть, он каким-то образом добыл ее в тот день,когда чудик приходил в школу?

Меня колотило от ярости при воспоминании обо всех этихтелефонных звонках, раздраженных клиентах, нудных факсах, муторных конвертах итоскливом созерцании того, как счастливые люди улетали на самолетах, уезжали намашинах и катили на лыжах прочь из Занудвилля, получив от меня билеты, сулящиесвободу. Все это мне пришлось пережить только потому, что Тревор поджидалнужного момента, чтобы вернуть ракетку.

У меня вырвался вопль, зародившийся, казалось, в башмаках,взлетевший к самому потолку и эхом отразившийся от стен. Несколько перепуганныхучителей выбежали, чтобы посмотреть, что случилось.

— Рэйвен, с тобой все в порядке? — спросила миссисЛенни.

Я не видела, разошлись ученики или все еще отирались там. Явидела лишь теннисную ракетку, не могла дышать, тем более говорить.

— Что случилось? — спросил мистер Бернс.

— Ты задыхаешься? У тебя астма? — встревожиласьмиссис Ленни.

— Тревор Митчелл… — начала я сквозь зубы.

— Да?

— У него все кости переломаны. Он в больнице!

— Что? Как?

— Где? Когда? — попеременно спрашивализапаниковавшие учителя.

Я сделала глубокий вдох.

— Где и когда — не знаю.

Я обернулась к ним. Внутри все бурлило и клокотало, головабыла готова взорваться.

— Но говорю вам — это скоро произойдет!

Озадаченные учителя с недоумением уставились на меня.

Я изо всех сил схватила теннисную ракетку, дернула еенастолько сильно, что скотч отодрал полоску зеленой краски с моего довольнонеряшливого шкафчика, и выбежала из школы, пылая жаждой мести.

Ученики толпились на передней лужайке, дожидаясь тачек. Я ненашла здесь Тревора, обошла вокруг школы и обнаружила его там, где и следовало,у подножия холма, на футбольном поле, в окружении всей команды.