— А если я жить останусь, навсегда?

— Мы на это и рассчитываем, собственно. Вряд ли вы погостить собрались…

Я остановилась почти у самого входа на вокзал. Переводила взгляд с одного на другого, не веря, что это — не розыгрыш.

— Вы что, реально готовы к тому, что я теперь стану жить у вас? Не временно, а постоянно?!

— Ну, да… А что здесь такого?

Моя система ценностей и представлений о мире сломалась окончательно. Так, как даже с Глебом не ломалась…

Это было в самом начале нашей с ним совместной жизни — в дешевой съемной квартире, с очень скромным бюджетом на пропитание и вещи, с кучей бытовых проблем и трудностей — но такой отчаянно свободной и счастливой.

Забрели в какой-то незнакомый район Питера, где ни разу не бывали, ни я, ни Глеб, обнаружили там настоящий парк развлечений. Что самое удивительное — он работал, несмотря на плохую погоду и даже на срывающиеся с неба снежинки.

Мы зашли туда больше из любопытства, чем с целью покататься… Не удержались: сначала колесо обозрения, на котором нас продуло насквозь, и даже то, что Глеб прятал меня под полами своего пальто, никак не спасало. Потом были горки, машинки, комната страха, что-то еще… Я визжала от восторга и хохотала, как ненормальная. Даже в детстве, кажется, ни разу не испытала такого восторга. В какой-то момент посмотрела на Глеба и замерла… Он тоже смеялся. Открыто, весело, задорно… Его глаза светились счастьем и удовольствием. Глеб не сводил их с меня.

Всегда сдержанный, немного замкнутый и вечно серьезный, он вдруг показался мне ровесником — таким же легким и бесшабашным, как большинство парней на курсе. Я и раньше считала его самым красивым мужчиной на свете. А тут, кажется, влюбилась. Заново. До этого ведь тоже была влюблена.

— Почему ты так на меня смотришь, Настя? — он заметил, что я осеклась на середине фразы. Забыла напрочь, о чем до этого говорила.

— Ты мне очень нравишься, Глеб. — Поправила ему прядь, упавшую на глаза, смахнула с ресниц снежинку, которой он тоже понравился — застряла навсегда и даже таять не захотела.

— Мда? Какой шикарный комплимент от любимой женщины… — Он продолжал улыбаться, и не поймешь, польстили мои слова или обидели.

— Я тебя люблю, ты не подумай! Просто…

— Просто что? — теплые губы слегка прикоснулись к моим. Целоваться на холоде опасно и вредно, да только кого это волновало в тот момент?!

— Ты очень красивый, когда улыбаешься и смеешься. Делай это почаще, пожалуйста!

— Больше никогда никому так не говори, поняла? — Голос его прозвучал строго, но поцелуй оказался нежным и горячим. Выбивающим дух и отшибающим память.

— Это почему же, интересно?

— Считай, что я застолбил права на эту фразу. И больше ее никто от тебя не должен слышать!

— Да ну тебя! Я серьезно, а он опять все в шутку переводит! — Вырвалась из объятий, нагребла с ближайшей скамейки снега, который только собирался таять, кинула ему в лицо… Глеб даже уворачиваться не стал. Смеялся, отряхиваясь. Но вдруг, неожиданно, стал серьезным.

Схватил меня за руку и потащил в сторону метро.

— Эй, Глеб, куда мы? Что произошло? — старалась идти так же быстро, как он, но получалось плохо: почти вприпрыжку бежала рядом.

— Сейчас домой придем, и я тебе покажу, насколько серьезен! — Звучало почти как угроза. Но у меня все внутри замерло от предвкушения.

Благо, что мы были недалеко от дома и оказались там меньше, чем за час.

Глеб начал нетерпеливо расстегивать свое пальто, стягивать с меня шапку и перчатки еще в лифте. Долго целовал на лестничной площадке, пока соседи не спугнули, хлопнув дверью. Затащил в квартиру, стаскивая вещи — свои и мои — прямо в прихожей. Обжигал горячими ладонями мою остывшую на холоде кожу, заставлял вспыхивать там, где прикасались жадные губы, еле успел довести до спальни, опрокинул прямо на покрывало… А потом показывал и показывал, как серьезно ко мне относится. Так, что я имя свое забывала, помнила только его — имя центра моей Вселенной и средоточия мира.

После мы долго валялись в постели, млея от счастья и от права на законное безделье: суббота, впереди еще целый день для каких-то занятий, а сейчас мы только вдвоем, и больше никто в мире не интересен.

Очень увлекательное занятие — ловить и перебирать пальцы любимого человека, прятать от него свои, млеть от удовольствия, когда он их поймает и начнет греть своим дыханием. Глеб при каждом удобном случае прикладывал мою ладонь к своей, потом каждый пальчик — по отдельности и удивленно приговаривал:

— Смотри, какие у тебя пальчики маленькие… И ладошка… Такие нежные… — И перецеловывал их по много-много раз.

— Глеб, скажи… — Меня торкнуло неожиданно. Эта мысль давно уже в голове застряла, но все никак не могла подобрать случай, чтобы спросить. — А я тебя удовлетворяю?

Хорошо, что были уже сумерки, и он не должен был заметить, как я отчаянно краснею. Но все же заметил, наверное. Перевернул на спину, смотрел в упор, будто не верил услышанному. А мне хотелось юркнуть куда-нибудь под одеяло. А никак: тяжелое мужское тело к этому одеялу меня и придавило.

— О чем ты, Настя? — Глеб шевелил бровями и даже, кажется, пытался про себя повторить мой вопрос.

— Ну… Блин… Как объяснить-то… Мужчинам же нравятся опытные женщины… Чтобы многое умели там… А я ведь не умею… Понимаю, что должна научиться, чтобы соответствовать… Но как научиться, скажи, пожалуйста? Ты ведь мне ничего не говоришь, не объясняешь как надо… А вдруг, я бревно? Я ведь должна с этим что-то делать?

Глеб скатился с меня так же резко, как до этого прижал к постели. Лег на спину, закинул голову и расхохотался. Звонко, раскатисто, с явным и видимым удовольствием.

Я обиделась. Отвернулась, думая лишь о том, во что бы закутаться, чтобы ощутить себя хоть немного менее уязвимой. Но покрывало было прижато нашими телами, а одежда валялась где-то очень далеко.

— Настя. Подожди. Не обижайся, пожалуйста. — Горячее тело прижалось сзади, сильные руки обняли, окутали своей нежностью, теплый воздух дыхания обдал висок. — Это от неожиданности, правда.

— А что такого неожиданного я сказала? — Не умела долго на него дуться. Повернулась лицом сразу же, закинула ногу на бедро. Так теплее, уютнее, приятнее…

— Вообще-то, это я каждый раз переживаю, чтобы тебе понравилось, Настен. И каждый раз боюсь свихнуться от счастья, когда ты со мной. Даже когда просто рядом лежишь и по щеке гладишь…

— Но ведь этого мало — гладить по щеке?! Я же не совсем отсталая. Понимаю, что в постели я должна еще что-то уметь и делать!

— Запомни, Настюш, пожалуйста. — И опять этот резкий переход от расплавляющей нежности к строгому и серьезному тону. — Ты никому ничего не должна.