Я сразу подумала, что эти люди задумали кого-то убить! Хотяони и не произносили слово «убийство». Но зато было сказано: «разделаться сним». У меня от страха подкосились ноги. Мне захотелось немедленно испариться.И тут я дала маху. Нужно было осторожно отойти от двери, подняться по лестницеи тихо выйти. Потом где-нибудь спрятаться и понаблюдать. Тогда я узнала бынаверняка, кто были те двое. Но я до ужаса испугалась, побежала и споткнуласьна лестнице. Загремела, как кастрюля… Кажется, они успели меня увидеть, когдавыскочили на шум… Или же они ничего не увидели? Я ведь буквально взлетела наверх!Господи, хоть бы не увидели.

Теперь я не знаю, что делать. Рассказать С.Ф.? А может быть,Патрику ? Конечно, расскажу Патрику. И С.Ф. Или никому не рассказывать?».

Сабина сидела на диване, тупо уставившись в блокнот.Убийство?! Она ожидала чего угодно — разоблачения финансовых махинаций, бурноговыражения чувств… Но такого?

Из-за двери между тем послышались голоса, какой-то шум ишаги. Они были громкими, словно кто-то специально топал, возвещая о своемприближении. Наконец шаги замерли, и голос Тверитинова спросил:

— Сабина, вы оделись? Нужна ваша помощь.

Она молниеносно спрятала дневник обратно в пакет, прыгнула кдвери и поспешно ее открыла, улыбаясь широко и оптимистично. Однако голос ееподвел, и она тонко проблеяла:

— Чем я могу вам помочь?

Именно так построила бы фразу какая-нибудь иностранка,изучающая русский на вечерних курсах.

Тверитинов смотрел на Сабину сверху вниз, не мигая. Была унего такая привычка. С помощью этого трюка он всегда получал дополнительныеочки, потому что под прямым и неподвижным взглядом люди обычно начинаютнервничать.

Сабина тоже нервничала. Особенно сейчас. Ведь она только чтоузнала, что на его фирме творятся страшные вещи — знает об этом Тверитинов илинет?

Впрочем, паниковать рано: Аня Варламова могла и ошибаться. Вконце концов, она сама подчеркнула, что никто не произносил слово «убийство».Кроме того, планировать убийство и даже говорить о нем — совсем не то, чтоотважиться на него. Слишком страшное это дело.

Нет, нужно немедленно дочитать дневник до конца. Сабиначувствовала себя так, словно ей всучили горячий пирожок, а она не смеетперекинуть его из руки в руку. Вероятно, ожог будет сильным, очень сильным.

— Приехал врач, он настаивает на госпитализации, —сказал Тверитинов. — Я помогу Вадиму дойти до машины. Вы можете подержатьдверь?

— Разумеется, — засуетилась Сабина. Уложивреферента на диван и накрыв его одеялом, она решила, что сделала для него всевозможное, и теперь испытывала неловкость.

У нее были и другие причины испытывать неловкость. Онатолько что ходила перед новым боссом полуголой. Орала на него. Ела продукты изего холодильника. И она подозревает его в ужасных вещах.

— Я тоже уезжаю, — сообщил Тверитинов, оглянувшисьна нее через плечо. — На сегодня вы свободны. Отправляйтесь домой. Изаберите с собой вашего представителя.

— Да нет же, это ваш представитель! — возмутиласьСабина.

— Но коньяком его поили вы, — парировалтот. — Так что он целиком на вашей совести.

Сабина обреченно вздохнула. Саблуков, воспылавший к нейлюбовью, по-прежнему обретался на кухне, и выкурить его оттуда наверняка будетнепросто. Поймав ее взгляд, Тверитинов ворчливо добавил:

— Я вызвал для него такси, оно уже у подъезда. Когдаспущусь, назову шоферу его адрес и оплачу поездку. Ваша задача — спуститьканадского представителя вниз. Если не получится, призовите на помощь консьержа— он безумно чуткий.

— Спасибо, — выдохнула Сабина.

К ее великому облегчению, Саблуков безропотно оделся иотправился восвояси, напоследок оторвав этикетку от опустевшей бутылки коньяка.Из окна такси он махал ей рукой и даже завел какие-то стихи, но таксист нажална газ, и поэтические строки потонули в реве мотора.

Сабина несколько секунд стояла на месте, провожая глазамиумчавшийся автомобиль, после чего развернулась и бросилась обратно в квартиру.Там ее ждал дневник Ани. Сейчас самое время присобачить его на место, к днушкафа. Вначале прочитать и потом присобачить. Может быть, зря она выбросилаобложку?

Через несколько минут Сабина поняла, что у нее в любомслучае нет шансов. Дверь спальни Тверитинова оказалась заперта. Не закрыта, аименно заперта. На ключ. Она даже вообразила себе этот ключ — длинный ихолодный, с затейливой бородкой, покоящийся в глубине кармана вместе сзавалявшейся мелочью и чеком с бензоколонки. Все понятно: Тверитинов ей не доверяет.Неужели понял, что она заходила внутрь? Внезапная догадка заставила еепокрыться холодным потом. В спальне наверняка установлены камеры слежения, иновый босс видел, как она валялась на его кровати!

Нет, вряд ли. Тогда бы он уж точно ее уволил. И знал бы прото, что она стащила дневник. А он, конечно же, не знает, раз спокойно уехал.

Наконец-то можно дочитать все до конца, не опасаясь, чтотебя схватят за руку. Сабина села на диван, но даже не откинулась на спинку —так была напряжена. Строчки прыгали перед глазами, и ей пришлось прижать нужнуюуказательным пальцем.

«Я рассказала Патрику про кафельную комнату. Он страшнорасстроился и целый вечер переживал. Потом предложил мне обратиться в „русскуюполицию“. Потому что я дорога ему, и он боится, как бы со мной чего неслучилось. Весь следующий день он звонил мне через каждые полчаса —беспокоился. Но мне почему-то не хочется обращаться в органы. Представляю, чтобудет, когда менты заявятся в офис и начнут всех допрашивать! А я будувыглядеть Павликом Морозовым. Ужасно.

Хотела выложить все С.Ф., но из-за того, что я забыласообщить ему про какой-то дурацкий звонок из Дании, он на меня злится».

Следующая запись была сделана другой ручкой. И вообще сильноотличалась от предыдущей — почерк изменился, и буквы плясали папуасский танец,наскакивая друг на друга.

«И как я раньше ничего не замечала?! Стоило толькозаподозрить неладное, как все странности сразу полезли наружу! Здесь происходитнечто нехорошее, я нутром чувствую. С этой эксклюзивной бумагой что-то не так.Теперь я никому не доверяю, даже Эмме, которая обо мне печется. И зачем толькоменя занесло на эту работу?! Впрочем, в противном случае я бы не познакомиласьс Патриком! Мы столкнулись на улице, когда я выходила после собеседования.Тверитинов подписал приказ о моем зачислении в штат, и у меня голова шлакругом. Патрик едва не сшиб меня своим автомобилем. Он был такой шикарный! Ониоба были шикарными: и автомобиль, и водитель. Я даже вообразить помогла, чтокрасавчик американец на меня западет! Но теперь у нас все серьезно.

Патрик страшно волнуется за меня. Он живет здесь уже полгодаи наслышан о русской мафии. Ему кажется, что мне нужно или написать заявление вКГБ, или уволиться. Об увольнении я и сама подумываю. Но С.Ф. слишком хорошоплатит, и другого места с подобным окладом у меня на примете пока что нет. Аесли я скажу Патрику, что мне не на что жить, он подумает, будто я нацелиласьна его деньги».