Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не менее интенсивно, чем военные атташе, к новым разведывательным задачам приобщались главы германских дипломатических миссий в нейтральных странах. В ходе войны они все больше становились орудиями ВК[1696]. По мере того как надвигалось поражение на поле боя, разросшиеся комплексы германских миссий и посольств делались фасадом, за которым вершилась настоящая военная политика. Под давлением военных Министерство иностранных дел и в кадровой политике следовало целям ВК: все главы германских представительств в нейтральных странах, превращенных в базы для разведывательной деятельности против Антанты, и особенно Российской империи, вышли из рядов немецких дипломатов, работавших по российской линии, причем «главную роль в пособничестве революции в России играли посол фон Ромберг в Берне… г-н фон Люциус, посланник в Стокгольме, и граф Брокдорф-Ранцау [в Копенгагене]. Ни об одном из них нельзя сказать, что он являлся социалистом, тем более склонным к революционным взглядам»[1697]. Однако в военные 1914–1917 гг. они своими средствами помогали в конечном счете силой выбить из седла царское правительство, при котором были аккредитованы до войны, обречь его представителей на физическое уничтожение, раздробить и разделить «единую и неделимую Россию», а российское общество, принимавшее их радушно и с почетом, как представителей родственной и дружественной династии, ввергнуть в братоубийственную гражданскую войну. Тот факт, что делали они это без малейшей тени внутреннего согласия или убеждения, исключительно из сознания военной целесообразности, придает их инициативам особенно лицемерный характер.
Бывший посол в Петербурге граф Пурталес по возвращении в Германию руководил русским сектором отдела IA (Политика) Министерства иностранных дел, в конце 1914 г. был отправлен во временную отставку, потом исполнял функции помощника по вопросам, касающимся России, а в послевоенное время публиковал исторически недостоверные рассказы о дипломатических событиях, происходивших до объявления войны[1698].
Германский посол в Берне барон Гисберт фон Ромберг в 1892–1895 гг. работал третьим, а в 1901–1905 гг. первым секретарем в германском посольстве в Петербурге, в 1910 г. пришел на Вильгельмштрассе в отдел IA (Политика). Когда он с осени 1912 г. стал послом в Швейцарии, на его долю выпала важная задача прикрывать скопление немецких разведчиков на этом своеобразном заграничном аванпосту, где, с одной стороны, находился центр деструктивной деятельности против Российской империи, а с другой стороны — рычаг разведывательного влияния на Францию и английские войска во Франции[1699]. После войны барон фон Ромберг, подобно старшему коллеге Пурталесу, посвятил себя обоснованию российской ответственности за войну, для чего московский Наркомат иностранных дел даже предоставил ему избранные документы[1700]. В Берне Ромберг был причастен к контактам и связям разведки с эсеровскими и большевистскими подрывными элементами, а также к финансированию их работы, и помогал уладить выездные формальности для Ленина. Активнейшего помощника Ромберг нашел в лице военного атташе Буссо фон Бисмарка[1701].
Бисмарк был одним из 17 германских военных атташе и 8 военно-морских атташе, которые еще до войны в своих посольствах поддерживали прямую связь с секцией IIIb Большого генштаба или разведывательной службой военно-морского флота. В случае Бисмарка связь оказалась такой тесной, а жажда общения такой безудержной, что Вальтер Николаи порой предупреждал его, чтобы не компрометировал все посольство нарушениями обычного режима. Его престиж поднялся накануне войны, после того как швейцарский командир корпуса Ульрих Вилле (родившийся в 1848 г. в Гамбурге и получивший степень доктора юриспруденции в Гейдельбергском университете) женился на племяннице старого канцлера, тем самым породнив немецко-швейцарские военные круги с семейством Бисмарк. Когда 3 августа 1914 г. Федеральное собрание Швейцарии выбрало явно прогермански настроенного командира корпуса генералом и главнокомандующим швейцарской армией на все время мировой войны, не только автоматически упрочилось положение Буссо фон Бисмарка — германское посольство в Берне воспользовалось моментом, чтобы стремительно обрасти новыми функциями и функционерами, снять второе большое здание и к концу войны по площадям помещений и количеству персонала превзойти весь Федеральный департамент иностранных дел Швейцарской Конфедерации. Число его официальных и неофициальных сотрудников никогда точно не указывалось, но, по наблюдениям швейцарцев, должно быть, исчислялось тысячами. Один только военный атташе, по его собственному свидетельству, за время войны довел свой официальный штат чиновников и «специалистов» до 80 чел., и это не считая неофициальных доверенных лиц, агентов, разведчиков, осведомителей и прочих поставщиков информации.
Военный атташе как офицер Генштаба отчитывался перед Генштабом, но ввиду приобретенного Бисмарком веса на важнейшем плацдарме германской разведывательной деятельности против Антанты отношения между атташе и его начальством в данном случае с начала войны изменились практически на прямо противоположные: «по его настоянию» Высшее командование «постоянно сообщало» Бисмарку «свой взгляд на ситуацию, как с чисто военной, так и с политической точки зрения». В посольстве он единственный (! — по его словам) имел «обязанность высказывать собственное мнение», а в ВК его «доклады всегда представляли императору». Его источники информации находились, как правило, вне посольства, главным образом среди военных страны-хозяйки. Вследствие «дела полковников» (см. ниже) основная роль отошла к завербованным и платным осведомителям из нейтральных и вражеских стран. Из массы их донесений военный атташе выбирал, «какие из них обладают признаками „конфиденциального“ сообщения, а какие нет». После процесса против полковников все более строгий надзор швейцарцев уже не позволял ему содержать собственных агентов и заниматься шпионажем. Тогда он стал использовать растущее число «доверенных лиц» немецкого и иностранного происхождения, из которых немцы, со своей стороны, опять-таки командовали «армией» (Бисмарк) информаторов как собственной агентурой. Когда федеральное правительство «под страхом наказания запретило» аккредитованным при нем миссиям «вести разведку в пользу какой-либо из воюющих стран, взяло под контроль телеграф и телефон, разрешая отправлять шифрованные телеграммы только экстерриториальным посольствам», военному атташе, чтобы справляться с гигантским потоком информации и поддерживать разрастающуюся немецкую агентурную службу, пришлось прибегнуть к другим формам секретной передачи сведений. Помимо общих посольских курьеров, которые в качестве фельдъегерей ежедневно доставляли к германской границе массу незашифрованных писем, для этого служили несколько (в конечном счете пять) специально выделенных военному атташе курьеров-офицеров, дважды в день ездивших из Берна на близлежащий германский пограничный пункт. Таким образом, отпадала необходимость пользоваться шифром, постоянно подвергавшимся угрозе раскрытия, каковое, кстати, перед процессом полковников дало в руки швейцарским властям ценный материал против посольства, и особенно военного атташе. Из соображений безопасности после этого был введен новый, более сложный шифр. Вместе с тем, как писал Бисмарк, «в последние годы и шифротелеграммы, за немногими исключениями, отправлялись через курьеров. После установки на германском пограничном пункте телетайпа они перестали запаздывать. В совершенно особых случаях курьеры доезжали прямо до ставки, куда и я сам время от времени лично приглашался для доклада или, если требовала ситуация, ездил по собственной инициативе».