Для чего Ленин собирался использовать швейцарский вид на жительство и комфорт привилегированного жилья в столице, его живущий в Швейцарии товарищ, химик Г. Л. Шкловский, узнал, уже встречая его на бернском вокзале 5 сентября. Ленин сразу же задал ему фаустовский вопрос, «какова его вера», желая услышать ответ интернационалиста по поводу войны. После того как Шкловский осветил ему дискуссии по данному вопросу в бернской секции большевиков, Ленин объявил свой взгляд на ситуацию, сводившийся к прогнозу: «Немцы выиграют войну, которую необходимо сделать рычагом мировой революции»[1729]. С того первого дня он рвался к этой цели с одержимостью мономана, «все силы отдавал единственному делу… И надо было видеть, с какой неистощимой энергией он посвящал себя этому делу в маленькой Швейцарии»[1730].

Вопрос о задачах большевиков в войне занимал главное место в разговорах, которые Ленин вечером 5 сентября вел на квартире Шкловского со здешними большевиками, а также во время визита к секретарю Социал-демократической партии Швейцарии Роберту Гримму со швейцарскими товарищами. На следующий день (6 сентября 1914 г.) он пригласил ближайшее окружение (Крупскую, Зиновьева, Шкловского, большевистского депутата Государственной думы Ф. Н. Самойлова, официально находившегося в Берне на лечении, своего берлинского связного Каспарова, молодого армянского большевика Г. И. Сафарова и еще «двух-трех товарищей»[1731], чья личность точно не установлена[1732]) на конфиденциальное двухдневное совещание (6–7 сентября) в Бернский лес. Выбор места в большевистской литературе обосновывался необходимостью конспирации, и, возможно, он действительно объяснялся тем, что контрразведка российского посольства тогда была не полностью «обезврежена» (Ромейко-Гурко еще не покинул Швейцарию).

Здесь Ленин представил собравшимся семь «Тезисов о войне», напечатанных 1 ноября 1914 г. как «резолюция группы социал-демократов» в № 33 возобновленной газеты «Социал-демократ» и вошедших в собрания сочинений Ленина под названием «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне»[1733].

Этот манифест пораженчества из семи пунктов возник под влиянием двоякого впечатления, которое произвели на Ленина, с одной стороны, громкие военные успехи Людендорфа и Гинденбурга в Восточной Пруссии, а с другой стороны, неудачи собственной партии в борьбе против военных усилий России. Его сторонники в Петрограде в начале сентября тщетно ждали вступления германских войск, отдельные их попытки подготовить ему дорогу демонстрациями потонули «в общем море воинственного патриотизма»[1734], в которое влилось даже сильно распропагандированное большевиками студенчество[1735]. Старания ленинских последователей и связных помешать мобилизации или задержать ее больше не давали достойных упоминания результатов. На тот момент не существовало «никакой возможности для сколько-нибудь широкого развития движения протеста против войны»[1736]. Попытки большевистской фракции в Государственной думе выступить с совместной социал-демократической антивоенной декларацией, составленной адвокатом Соколовым, наткнулись на сопротивление меньшевиков под предводительством Чхеидзе, к которым примкнули трудовики во главе с Керенским. Декларация этих двух социал-демократических малых фракций, зачитанная в конце концов на достопамятном думском заседании 26 июля, не имела ничего общего с целями, поставленными фракцией большевиков. Бойкот большевиками голосования за военный бюджет, их уход из Таврического дворца имели небольшое и локальное значение, так как запрет большевистской печати не позволял развернуть сопутствующую пропагандистскую кампанию. Закрытие границ лишило городские и губернские комитеты партии связи с зарубежными организациями, и партия оказалась в глубочайшей изоляции. Ее единственным активным аванпостом остались проживавшие в Финляндии товарищи (Каменев, Ольминский, Еремеев и др.) и сочувствующие литераторы из окружения Горького, которые поддерживали оживленное сообщение с заграничным комитетом. В остальных провинциях Российской империи партийная жизнь совершенно замерла, а в Петрограде почти исключительно ограничивалась немногими легальными возможностями думской фракции.

Людендорф, в то время как его вспомогательные войска внутри России демонстрировали бессилие, нанес впечатляющие поражения армиям Самсонова и Ренненкампфа. Ленин, заверявший своего партнера в Берлине в массовой поддержке его военных операций, очутился в трудном положении, рискуя сделаться не слишком нужным требовательному партнеру. Он старался рывком вперед преодолеть наметившиеся противоречия и с характерной запальчивостью призывал товарищей к «беспощадной и безусловной борьбе» против царизма, ибо отныне всегда сознавал зависимость своих позиций от успехов своих партийных бойцов. Большевику А. Г. Шляпникову («Беленину») он в середине октября, по приезде того в Швецию, писал: «Мы не можем ни „обещать“ гражданской войны, ни „декретировать“ ее, но вести работу — при надобности и очень долгую — в этом направлении мы обязаны»[1737].

Констатируя в первых строках своих тезисов: «Европейская и всемирная война имеет ярко определенный характер буржуазной, империалистической, династической войны» (п. 1), — Ленин еще держался в рамках общего отношения к войне ведущих теоретиков всероссийской социал-демократии, как его сформулировал в том числе ленинский соперник среди меньшевиков за границей Ю. О. Мартов. С Мартовым Ленин разделял и осуждение поведения немецких социал-демократов как «прямой измены социализму» (п. 2). Но на этом его солидарность с общей русской социалистической мыслью и закончилась. Если Мартов порицал все «империалистические» правительства без различия, то Ленин с особой ненавистью клеймил вождей социал-демократии союзных с Россией стран, бельгийских и французских социалистов, которые «предали социализм, вступая в буржуазные министерства» (п. 3), — это его первая атака на ведущих деятелей Интернационала в государствах Антанты. В п. 4 он выносил приговор «II (1889–1914) Интернационалу» в целом, поскольку большинство его вождей якобы совершают измену социализму своим мелкобуржуазным оппортунизмом и тем самым обрекают этот Интернационал на окончательный «идейно-политический крах». Они, дескать, отрицают социалистическую революцию, классовую борьбу с ее неизбежным превращением в гражданскую войну, подменяя их буржуазным реформизмом, и вместо необходимости революционной борьбы пролетариев всех стран против буржуазии всех стран проповедуют сотрудничество классов. Будущему Интернационалу Ленин ставил задачей «бесповоротное и решительное избавление от этого буржуазного течения в социализме». В п. 5 опровергался тезис социалистов обоих воюющих лагерей о защите родины как в равной мере ложный, поскольку «обе воюющие группы наций ничуть не уступают друг другу в жестокостях и варварстве войны». Если немецкие буржуа, писал Ленин, в борьбе с царизмом ссылаются на защиту родины, отстаивание свободы культурного и национального развития, «они лгут», ибо прусское юнкерство во главе с Вильгельмом и крупная немецкая буржуазия всегда проводили политику защиты царской монархии и будут проводить ее дальше, когда закончится война; «они лгут», потому что на деле австрийская буржуазия предприняла грабительский поход против Сербии, а немецкая угнетает датчан, поляков и французов в Эльзас-Лотарингии, ведет наступательную войну против Бельгии и Франции ради грабежа более богатых стран и организовала наступление в момент, который показался ей наиболее удобным для испытания своей усовершенствованной военной техники до завершения Россией «большой программы» вооружения. Французские буржуа, говоря о защите родины, тоже лгут, так как, защищая более отсталые в отношении капиталистической техники страны, нанимают на свои миллиарды «черносотенные банды русского царизма» для наступательной войны, т. е. грабежа немецких и австрийских земель. Поэтому задача российской социал-демократии (п. 6), по мнению Ленина, в особенности и в первую очередь состояла в беспощадной и безусловной борьбе с великорусским и царско-монархическим шовинизмом и его софистической защитой русскими либералами, частью народников и другими буржуазными партиями. Затем следовала самая суть его военной программы: «С точки зрения рабочего класса и трудящихся масс всех народов России, наименьшим злом было бы поражение царской монархии и ее войск, угнетающих Польшу, Украину и целый ряд народов России и разжигающих национальную вражду для усиления гнета великорусов над другими национальностями и для укрепления реакционного и варварского правительства царской монархии».