— Господин мой, — сказал индеец, — больше нам идти некуда, вся наша надежда на эту воду.

— Но мы ее уже достаточно видели. Позади нас осталось немало таких водных равнин.

— Это правда, господин, но там вода текла совсем в другом направлении. Поймите же, ведь это разлив, и если мы вернемся, то придем к устью реки; а там ведь мы погибнем без лодки. Хотя суша и далеко, но, плывя в эту сторону, мы будем приближаться к ней.

— На чем же мы пустимся в это огромное водное пространство?

— Вплавь.

— Ведь ты сам говоришь, что берегов почти не видно и что вода тянется более чем на десять миль?..

— Да, я так думаю.

— Но ты не думаешь, надеюсь, что мы можем переплыть расстояние в десять миль?

— Отчего же нет? У нас есть плавательные пояса, которые будут поддерживать нас на воде. Если их будет недостаточно, мы сделаем еще.

— Никак не могу понять, зачем нам туда плыть, если там нет суши.

— Суша есть, только я думаю, что очень далеко. Нам необходимо плыть в ту сторону, иначе мы никогда не выберемся из гапо. Если же мы в нем останемся, то умрем с голода или просто от истощения. Мы месяцами будем блуждать по лесу, не находя выхода. Послушайтесь меня, господин; и поплывем дальше с восходом солнца.

С гибелью судна отношения между Треваньовом и индейцем совершенно изменились. Теперь этот последний стал главным руководителем, и бывший руководитель всегда подчинялся его решениям. Так случилось и в этот раз. На рассвете наши путешественники двинулись в путь, указанный накануне индейцем.

Кругом была непроглядная тьма, ни один луч не проникал сквозь чащу деревьев.

Подобно обезьянам, наши путешественники пробирались по верхушкам деревьев; однако они в значительной степени уступали этим животным как в быстроте, так и в ловкости движений. После долгой и утомительной гимнастики (им приходилось и прыгать, и взбираться на верхушки, и сползать вниз) они добрались, наконец, до опушки леса; тут они увидели то громадное водное пространство, о котором говорил им Мундруку. Глаза их, наконец, отдохнули после темноты, в которой им приходилось пробираться по лесу.

— Мне очень интересно, Мунди, — сказал Треваньов, — что ты придумаешь, чтоб переправить нас на ту сторону?

— Но ведь я же сказал вам, мы опять поплывем.

— Это невозможно, до того берега не менее десяти миль. Там с трудом можно разобрать деревья.

— Разве мы уже не проплыли столько же, после того как буря разбила лодку?

— Да, но мы не раз отдыхали в это время. Тут же нам не один день придется пробыть на воде.

— Очень может быть, но если мы этого не сделаем, то нам придется пять, шесть месяцев пробыть на этих деревьях, питаясь только кокосовыми орехами да плодами. Мы окончательно потеряем силы и попадаем друг за другом в воду или в пасть крокодила.

Треваньов не мог возражать на такие доводы индейца.

Теперь нужно было хорошенько отдохнуть и запастись силами на следующий день; путешественники выбрали для этой цели самое удобное дерево. К несчастью, им не удалось подкрепиться как следует; дичь они доели накануне, и у них оставались лишь бразильские орехи.

Немножко закусив, Мундруку и Ричард стали делать себе плавательные пояса. Им предстояло длинное и тяжелое путешествие, и пренебрегать теперь вспомогательными средствами было бы очень рискованно.

Треваньов между тем старался развлечь детей разговорами.

— Посмотрите, точно озеро, — сказал он, указывая на воду.

— Это и есть озеро, — заметил индеец, — оно только стало гораздо больше благодаря разливу.

— Почему ты это думаешь?

— По многим признакам. Во-первых, если б это не было озеро, то над водою возвышались бы деревья, а во-вторых, я вижу там пиозоку, и это уже ясно доказывает, что тут озеро.

Говоря это, Мундруку указывал на два темных предмета, которые до того времени никто не замечал. Присмотревшись внимательно, можно было ясно различить двух больших птиц, напоминающих собою журавлей. Они были темные с красноватыми крыльями, отливавшими на солнце зеленым цветом. Путешественники заметили в их сложении некоторые особенности; так, например, в верхней части туловища, около крыльев, у них были большие острые отростки в виде шпор, а длинные и тонкие ноги оканчивались огромными лапами, которые в виде звезд из четырех лучей лежали горизонтально на поверхности воды. Птицы эти представляли собою странное зрелище: они не погружались в воду, а стояли на ее поверхности, точно на льду. Особенно же они поразили наших путешественников, когда побежали в разные стороны, точно они были не на воде, а на суше.

— Неужели они ходят по воде? — спрашивали индейца его спутники.

— Нет, — отвечал он, — они бегают по водяной лилии, называемой «виктория-регия». Ее листья с загнутыми краями напоминают собою огромные сковороды.

Птица, которую индеец называл пиозокою, водится как в Африке, так и в Америке.

Наши путешественники не заметили, как индеец спустился с дерева и поплыл под ветками прямо к птицам; но вот они увидели, как он крепко схватил за ноги одну из них. Другая с громким криком полетела к лесу. Вскоре на дереве загорелся костер, а вслед за ним появилось и жаркое. Закусив мясом жареной птицы, путешественники легли спать.

На рассвете все поднялись и снова отправились в путь. Плавательные пояса были пересмотрены индейцем, так как малейшая дырочка могла повлечь за собою самые печальные последствия. Мунди покрыл ореховую скорлупу вторым слоем каучука и тщательно осмотрел связки, которые составляли сам пояс. Наши путешественники пустились в плавание далеко не в веселом настроении. Ясно было, что и Мундруку совсем не уверен в благополучном исходе предложенного им путешествия. Большую обезьяну решили оставить в лесу, так как тащить ее на плечах было бы очень тяжело.

Даже Типперари Том отказался от нее, несмотря на ее сильную привязанность к нему; он не мог забыть, как обезьяна чуть не задушила его своим хвостом, когда они