Я вновь вспомнил свою решимость на все что угодно ради Дары, но это был особый, совершенно уникальный случай, который не имел ни малейшего отношения к глобальному сотрудничеству с правящим большинством.

— Со светлыми можно иметь дело, — твердо обозначил я свою позицию, — в отдельных ситуациях, в конкретных обстоятельствах и в короткие промежутки времени. Но не более того.

— И вновь мы с Вами обратились к калейдоскопу бытия, — вернулся Гений к своим шарадам, и добавил уже обычным тоном: — Благодаря Вам я столкнулся вплотную с одним светлым и заочно познакомился еще с несколькими. И скажу Вам так: в ближайшее время все самое интересное будет происходить у них. В целом, их сообщество будет деградировать, катиться дальше вниз, во мрак тирании, но тем более яркие светила будут вспыхивать в этом мраке.

Вернулся я на землю, ничуть не убежденный в правоте Гения. Вне всякого сомнения, ему нет равных в построении моделей мироздания и нашего места в них, но видеть в окружающих меня представителях правящего течения яркие светила — это уже, простите, легкая форма безумия. Правда, тезис Гения о неминуемой дальнейшей деградации светлых полностью совпал с моим предчувствием и потому врезался мне в память.

До какой степени деградировали отдельные их представители я узнал буквально через несколько дней.

Эти несколько благословенных дней я был избавлен даже от вынужденных контактов со всеми ними. Разве что Марина, с которой мы вернулись к практически ежедневному общению, изредка упоминала то об одном, то о другом. Но не более чем упоминала — и всегда в связи со светлым отпрыском.

Судя по ее словам, его работа у нее в турагенстве сулила блестящие перспективы. Я усмехался — если он анализировал интересы ее клиентов так же, как и их с Дарой базу данных по ангельским детям, перспективы эти оставались весьма отдаленными. Когда же Марина с довольным видом обронила, что его, возможно, скоро привлекут к разработке операций карающего меча, я и вовсе развеселился. Если эти операции будут направлены против нас, то юное дарование непременно обеспечит им успех. Наш успех.

Разумеется, я оставил эти размышления при себе — и именно этот факт дал мне возможность убедиться, что светлые сделали еще один шаг на пути к тотальной слежке за, по крайней мере, нашими представителями. Подслушивания каналов мысленной связи им уже было недостаточно — они посягнули на свободу мыслеизъявления.

Кроме того, карающий меч еще и личные цели преследовал. Меня схватили не во время, а после встречи с Мариной, и — без ложной скромности замечу — для этого понадобилось четверо его подручных. По всей видимости, не хотелось ему демонстрировать Марине этот факт, равно как и отвечать на ее требование объяснений.

Его жалкие попытки обосновать абсолютно незаконное задержание представителя оппозиции лишь подтвердили глубину падения светлых. Он публично унизил меня для того, чтобы обратиться ко мне за содействием — такое может уложиться лишь в светлой голове, ушибленной манией величия.

Более того, ему потребовалось мое безоговорочное содействие — он даже не счел необходимым дать мне элементарное объяснение той срочности, с которой ему потребовался глава моего отдела. С его точки зрения, достаточно было бросить кость тщеславию презираемого меньшинства — в виде фразы о том, что руководство последних узнает о чем-то раньше рядовых светлых.

Что уже говорить о рядовых, в его понимании, сотрудниках нашего отдела. Воспользовавшись мной как отмычкой, чтобы получить доступ к моему руководителю и принудить его к контакту, он соизволил принести гротескные извинения лишь после того, как продержал еще добрый час ненужный ему более инструмент в заключении. И еще и сопроводить его на землю предложил под конвоем.

Я счел себя недостаточно достойным столь высокой чести. Собственно говоря, я даже не имел ни малейшего намерения сразу туда возвращаться. Меня крайне встревожили настойчивые расспросы карающего меча о Даре, которыми он бомбардировал меня в ожидании появления моего главы. Размышляя над ними под молчаливым — благодарение Творцу! — надзором его подручных, я сделал единственно возможный вывод. Срочная информация касается безопасности Дары, и меня оставили в неведении, чтобы я не приступил к ее немедленной эвакуации.

За подтверждением или опровержением своей догадки я отправился — прямо из логова карающего меча — к своему главе. Его ответ оставил у меня крайне неприятный осадок. Мне было объявлено, что поступившая информация меня не касается, но потенциально имеет огромное значение и требует фундаментальной проверки, которая поручена специалистам в этом вопросе.

Я отметил про себя, что об отсутствии связи полученной информации с моей дочерью мой глава не упомянул.

По возвращении на землю беспокойство мое только усилилось. Оказалось, что карающий меч поставил Марину в известность о новой операции, в которой срочно потребовалось мое участие. При моем отказе он бы немедленно понял, что его маневр разгадан, и всего лишь усложнил бы его. С другой стороны, согласие существенно связало мне руки в сопровождении Дары, к которому мне снова пришлось вернуться. Причем с удвоенным вниманием — впервые в жизни мне пришла в голову мысль, что нападения можно ожидать не только со стороны светлых, и, с горечью вспоминая слова Гения о необходимости переговоров с ними, я ломал себе голову над вопросом, чем карающий меч мог прельстить моего главу.

Ответ на этот вопрос пришел с совершенно неожиданной стороны. Когда мне позвонил Анатолий с просьбой научить его ставить мысленный блок, сначала я услышал в его словах лишь подтверждение того, что светлые взяли весь мыслительный процесс под полный контроль. Но его последующее сообщение о грядущей встрече с нашими представителями и о ее целях просто оглушило меня.

Проникновение в инвертацию было тем самым поворотом калейдоскопа Гения, после которого картина мира полностью изменилась. Изменились все правила нашего противостояния светлым. Нам нужна была новая тактика. У нас больше не было возможности укрыться от их нападений. Впрочем … они также потеряли эффект неожиданности в своих атаках.

Я понял скрытность своего главы, его желание втайне проверить реальность крушения существующего порядка вещей.

Я почти понял мотивы карающего меча — уничтожение средств нашей защиты давало ему возможность вернуться к открытым погоням и применению грубой силы.

Но я абсолютно не мог понять Анатолия. Он думал о том, как скрыть какие-то частности великого открытия от нас, а не о том, как поделиться им с собственным сыном. Моей же первой мыслью в отходящем от шока мозге было: «Теперь никто и никогда не сможет застать Дару врасплох!».

Такая