политическое влияние Франции в этом регионе. Одновременно Барту попытался создать из Польши и Чехословакии «восточное Локарно» с возможным участием и Советской России.

Во 2-й пол. 1934 г. французской дипломатии удалось значительно улучшить отношения с Кремлем. 18 сентября СССР вступил в Лигу Наций, а 2 мая 1935 г. был подписан франко-советский договор о взаимной помощи. 16 мая такой же договор Советский Союз заключил с Чехословакией, но с оговоркой, что окажет ей помощь, если это сделает и Франция. Конструкция была довольно хрупкой, поскольку у СССР и Чехословакии не было общей границы. И не могла ли советская помощь Праге обернуться данайским даром? Франция также не могла оказать восточноевропейским союзникам значительной помощи, поскольку ей необходимо было сдерживать на Рейне натиск стремительно усиливавшейся Германии. К тому же обнаружились серьезные противоречия между экспансионистскими устремлениями фашистской Италии на Балканах и Средиземноморье и заинтересованностью Франции в сохранении статус-кво в этом регионе. Не только в Риме, но и в Лондоне франко-советское сближение было встречено с почти неприкрытым раздражением. Да и в самой Франции далеко не все политические круги поддерживали курс Барту. После его убийства вместе с югославским королем Александром I хорватскими усташами[243] 9 октября 1934 г. в Марселе новый глава французской дипломатии Пьер Лаваль хотя и продолжил переговоры с Москвой, но делал все, чтобы они остались безрезультатными. Провал венского путча привел к политической изоляции Германии, но коалиции против нее так и не удалось создать. Слишком различными были интересы окружавших ее стран.

Саарский плебисцит и создание вермахта

По условиям Версальского договора, население Саара через 15 лет должно было решить, вернется ли область в состав Германии, останется ли под управлением Лиги Наций или станет частью Франции, с которой с 1920 г. была связана экономической унией. До прихода нацистов к власти никто не сомневался в том, что саарцы выскажутся за возвращение в Германию. Но после января 1933 г. предположительные итоги плебисцита уже не казались столь однозначными. Тем не менее голос крови победил приверженность к демократии. По результатам состоявшегося 13 января 1935 г. плебисцита, 90,8% его участников высказались за возвращение в рейх, 8,8% — за сохранение статус-кво и только 0,4% — за присоединение к Франции. 1 марта Саар вновь стал частью Германского государства. Это была огромная победа Гитлера, восстановившего свой потрепанный венским путчем престиж.

Фюрер немедленно использовал этот успех, чтобы обнародовать меры, которых уже давно требовали военные. 9 марта он объявил о том, что уже стало секретом Полишинеля — Германия располагает собственными военно-воздушными силами. А 15 марта последовало официальное немецкое заявление о введении в стране всеобщей воинской повинности и комплектовании на этой основе полумиллионной армии из 36 дивизий вместо прежних 21-й. Теперь германские вооруженные силы сменили и название, вместо рейхсвера появился вермахт. В законе говорилось, что «вермахт является носителем оружия и школой солдатского воспитания немецкого народа»[244]. К этому времени армия насчитывала уже 280 тыс. чел., но ее материальная оснащенность оставляла желать много лучшего. Поэтому шеф военного ведомства полковник Людвиг Бек заявил о настоятельной необходимости резкого ускорения темпов перевооружения. Так же думал и канцлер, утверждавший, что немецкая гонка вооружений является всего лишь ответом на вооружение Франции и СССР.

Реакция стран Запада была различной. Первым, 18 марта, заявил протест — однако довольно вялый — британский кабинет. Через два дня более резко выступил Париж, решительно осудивший столь грубое нарушение международных соглашений. Итальянская нота протеста имела столь вымученный характер, что каждому было ясно, что Муссолини стремится лишь не отстать от Англии и Франции.

После того как 11 апреля представители трех западных держав на конференции в итальянском городе Стреза осудили действия Германии и вновь гарантировали независимость Австрии, Гитлер решил прощупать их позиции и 21 мая произнес в рейхстаге одну из наиболее сильных своих речей. Канцлер выглядел необычайно умиротворенным и даже расслабленным, не потрясая, как обычно, кулаками. Он осудил войну как ужасное и бессмысленное деяние и уверял, что Германия хочет только справедливого для всех мира, что она искренне жаждет столь нужного ей покоя. Фюрер торжественно объявил, что Германия признает нерушимость европейских границ, отказывается от всяких притязаний на Эльзас и Лотарингию, этого извечного повода франко-германского раздора, и сразу вернется в Лигу Наций, когда та отменит позорный Версальский договор, унижающий немцев. Слова германского лидера произвели такое впечатление, что влиятельнейшая лондонская «Таймс» назвала его речь «мудрой, откровенной и всеобъемлющей». Газета с восторгом цитировала слова Гитлера: «Если кто-нибудь зажжет в Европе огонь войны, значит, он хочет хаоса. Мы, тем не менее, живем с твердой уверенностью в том, что наше время будет ознаменовано возрождением Запада, а не его упадком. Германия могла бы внести в это дело бессмертный вклад, она на это надеется и непоколебимо в это верит». В унисон с флагманом британской прессы лондонское правительство с готовностью проглотило наживку Гитлера о согласии ограничить немецкий военный флот 35% от числа английского.

Морской договор с Британией

Правительство Великобритании уже с начала марта 1935 г. проявляло очевидную готовность к двустороннему соглашению с Германией. Поскольку его беспокоила возможность создания за короткий срок немецкой военной авиации, способной нанести мощный удар по Британским островам, в Англии уже в июле 1934 г. стартовала собственная программа строительства сильного воздушного флота. Германское правительство, желая уменьшить внешнеполитическую изоляцию страны, согласилось вести переговоры об ограничении военно-воздушных сил, но одновременно дало понять, что еще более оно заинтересовано в соглашении о морских вооружениях. Гитлер был готов пойти на уступки, понимая, что для создания флота, равного по мощи британскому, потребуются годы, и хотел добиться если не союза с Англией в осуществлении его планов восточной экспансии, то хотя бы ее дружественного нейтралитета. Таким образом, планы обеих сторон нашли немало точек соприкосновения, тем более что англичан не слишком беспокоило увеличение немецкой сухопутной армии.

Для ведения переговоров 25 марта 1935 г. в Берлин прибыли британский министр иностранных дел Джон Саймон и лорд-хранитель печати Энтони Иден. Гитлер, умевший в случае необходимости очаровывать собеседников, избрал весьма хитроумную тактику. Он показал гостям карту колониальных владений европейских стран и заявил, что у Германии настолько мало жизненного пространства, что такое положение совершенно нетерпимо. Шаг Гитлера можно было понять как предложение о союзе, поскольку он вновь многословно говорил о необходимости защиты Европы от варварского большевизма. Реакция англичан показала, что они вполне поняли ход мыслей канцлера, желавшего установить с Великобританией более тесные отношения, чем с Францией. Саймон в ответ заявил, что его страна заинтересована в