— Ну, тогда идите, а мы тут с Элеонорой Спиридоновной еще немного поговорим о наших текущих делах.

Я вышел из кабинета и направился в лабораторию, где за столом сидел Коротченко и что-то чертил на миллиметровке. По всей видимости, он ждал моего прихода, так как, увидев меня, сразу же начал сворачивать бумаги и прятать в стол. Собираясь, он все время молчал. Как видно, не хотел говорить в присутствии свидетелей.

— Как там, Гена, дела? — спросил он, когда взял в руки портфель, чтобы идти домой.

— По-моему, все в порядке. Только берут меня не по конкурсу, а по какой-то статье тридцать два «вэ». Не знаю, что и думать, Валя.

— Это как раз несущественно, а, возможно, и даже лучше. По этой статье ты имеешь право работать преподавателем с половинной учебной нагрузкой, чтобы в остальное время заниматься наукой. Согласно приказу министра по ней зачисляются преподаватели, работающие над диссертацией. У шефа это, конечно, непростой вопрос, но все же при таких условиях шансов защититься больше, чем на обычной ставке.

— Поживем, Валюша, увидим. Я бы, честно говоря, хотел по конкурсу, как все нормальные люди. Но Бог с ним — хочу в альма-матер.

— Тогда завтра обязательно сдай в кадры все документы на оформление. Ни в коем случае не тяни. Шеф этого ужасно не любит. А то, избави Бог, стукнет ему моча в голову, и останешься ни здесь, ни там. Если что не устраивает, лучше сразу откажись, — посоветовал Коротченко.

— Была — не была! — сказал я. — Так что, Валюша, зайдем в кафе — по бокальчику кокура по этому поводу выпьем?

— Потом, Гена, когда оформишься. С первой твоей зарплаты в альма-матер. А то я, вообще-то, человек суеверный.

— Суеверие — это, Валя, грех, как говорила моя ныне покойная бабушка. Но так и быть — с первой зарплаты, если, конечно, когда-нибудь получу ее.

Юлий Гарбузов

3 января 2002 года, четверг

Харьков, Украина

19. На праздник выпала лабораторная работа! (Не закончено)

Раньше Ампиров следил за нашим расписанием и говорил:

— Антонина Саввична! Почему Вы не следите за расписанием?

— Как это не слежу? Вот, посмотрите! Все часы тютелька в тютельку, как в рабочем плане!

— Да? А вот и не тютелька в тютельку! На майские праздники у Вас лабораторная работа выпала!

— Но это же праздники! Что поделаешь, если так пришлось?

— Как это, что поделаешь? Вовремя заметить нужно и заменить!

— Чем заменить, Валентин Аркадьевич?

— Любой другой дисциплиной не нашей кафедры!

— Да кто же это согласится?

— Уверяю Вас, подавляющее большинство! Вот Вы, например, с удовольствием приняли такую потерю. И помалкивали себе в надежде, что заведующий кафедрой не заметит! Вдруг, да пройдет халтура! Немедленно идите ищите добровольцев. Чтобы на следующей неделе Ваша лабораторная работа стояла в расписании в рабочий день!

На другой день Буланова вошла в кабинет Ампирова в боевом настроении.

— Валентин Аркадьевич! Говорила я и с Ременюком, и с Котовым, и с Гулевской — никто не желает изменять расписание. А Вы говорили, что добровольцев — пруд пруди.

— Не может быть!

— Как это не может быть? Вот Вам их телефоны! Сами позвоните, если Вы так уверены!

— Все приходится делать мне самому, черт возьми! Только заведующий кафедрой все может! Каждому требуется персональная нянька в лице заведующего кафедрой! Как мне надоело за всеми с ночным горшком ходить!

— Валентин Аркадьевич! Пожалуйста, не выходите из рамок! Хоть я и моложе Вас, но я все-таки женщина!

— Без истерик, уважаемая Антонина Саввична! Вы говорите, что невозможно ничего сделать? Пойдемте, я Вам докажу, что если пожелаешь, то все можно решить очень просто! Идемте вместе в диспетчерскую!

Они молча направились в диспетчерскую, где Алина Александровна колдовала с карандашом над листом ватмана. Ампиров, даже не поздоровавшись, начал с места в карьер:

— Алина Александровна! У нас на Первое мая пропадает занятие!

— Антонина Саввична уже была у меня по этому поводу. Мы с ней обзвонили всех преподавателей, ведущих на этом потоке, и никто не соглашается.

— Как это — не соглашается?

— Так же, как и Вы, уважаемый Валентин Аркадьевич.

— А зачем нам их согласие? Поменяйте — и все!

— А завтра он прибежит ко мне с теми же претензиями, что и Вы, только уже на законных основаниях. Скажет, что я меняю расписание в угоду Ампирову!

— Что за ерунду Вы говорите! Слушать стыдно! Какие претензии! Наш предмет называется «Радиоцепи и сигналы»! Это главная дисциплина для формирования радиоинженера из нашего контингента, который, к сожалению, лучшим не назовешь и в первом приближении!

— Каждый преподаватель считает свой предмет главным, Валентин Аркадьевич! — улыбнулась диспетчер, еле сдерживая раздражение.

— Считать — это одно, а объективно — это совсем другое!

— Разве Вы рассуждаете объективно? — она уже перешла на более резкий тон.

— Вам просто не хочется работать, Алина Александровна!

— Как Вы разговариваете, Валентин Аркадьевич!

— Разговариваю, как подобает в такой обстановке! Дайте-ка, я взгляну.

— Смотрите сколько угодно.

— Это что за дисциплина — МЛФ?

— Марксистско-Ленинская философия.

— Так, этих трогать не будем… А это, вот в среду первая и вторая пары?

— Гражданская оборона, Валентин Аркадьевич! Преподаватель говорит, что от нее может зависеть жизнь людей! Не так, что ли?

— Бросьте! Полнейшая демагогия! Уж если война, то все там будем в одно мгновение! — он указал пальцем в небо. — Вы знаете, что такое радиосигналы? Это формулы, формулы и схемы! И физика еще! А там — противогаз, убежища, дегазация, спецодежда и прочая дребедень!

— Для Вас дребедень, а для них — не дребедень. Они говорят, что это важнее, чем любая из Ваших дисциплин.

— Верно! Говорят! Ну и пусть говорят! А Вы сами подумайте, что труднее нормальному студенту выучить: сигналы или противогаз?

— Кому как, Валентин Аркадьевич!

— Опять кому как! А Вы вот не какайте, а скажите, о противогазе Вы что-нибудь знаете?

— Что-нибудь знаю!

— А о радиосигналах и цепях?

— Понятия не имею. Это не моя область знаний.

— Вот! Противогаз тоже не Ваша. Эти предметы несравнимы!

— Валентин Аркадьевич! Что вы мне здесь нервотрепку устроили? Я — человек маленький, такие задачи не решаю. Вы же знаете! Идите к проректору. Прикажет — заменю.

— Так, Тоня! Идем к проректору! — они вышли, не попрощавшись.

В кабинете проректора было душно и накурено.

— Здравствуйте, Федор Кузьмич! У Вас тут, как в газовой камере, — недовольно бросил Ампиров.

— Только закончилось совещание. Сейчас проветрим, Валентин Аркадьевич.

— Мы не надолго. У нас на майские праздники пропадает важное занятие.

— На праздники всегда у кого-нибудь пропадает какое-нибудь занятие.

— Занятие занятию