Петербурге порядком мне наскучили, а в Глубоком я была счастлива, что могла чудесным зимним днем поехать на санях на станцию (Макар в итоге купил пару лошадей, которым требовались экзерсисы) встречать составы с фронта. На фронте все было спокойно, царило абсолютное затишье, и тем не менее каждый день привозили больных и раненых. Надо было видеть, как сестры милосердия, зачастую совсем девочки, привычно вскакивали в вагон, чтобы отнести ужин, хлеб и т. д. Никого никогда не обделяли в столовой, солдаты уходили хорошо подкрепившись и при табаке. Неудивительно, что мужу так сложно было вернуть меня в лоно семьи.

Глава 54. Третье сентября

Я вернулась в лоно семьи первого марта экспресс-поездом, который послал за мной муж, известив меня, что вернулась его невестка Елена из Галиции и нашла нам замечательную квартиру с обстановкой на Мойке. Это все меняло. Я больше не буду чувствовать себя, как на мельнице, приходя домой. И потом тетя Кехли уже не будет в двух шагах от нас, и она не сможет заходить по пять раз на дню именно тогда, когда меньше всего этого хочется.

Тетя Полина, кузина моей покойной свекрови, была очень приятная и обходительная, но когда она начинала о чем-нибудь разглагольствовать с невероятным апломбом, требовалось огромное терпение, чтобы слушать ее. И я не слишком-то радовалась ее расположению, поскольку однажды чуть с ума не сошла, слушая, как она в деталях описывала роскошные туалеты, которые носили сорок лет назад элегантные дамы высшего света, с которыми она общалась. Я ее перебила, выказав крайнее нетерпение: «Я их не знала и не видела этих дам, что мне с того, сколько воланов было на их юбках и локонов на парике?» Это было слишком неуместно. И я это прочувствовала, особенно когда «не видела, не знала» стало частенько повторяться в нашем кругу.

В общем, я была неимоверно счастлива, что мы съезжаем из гостиницы и будем жить в очаровательной квартире, которую нам нашла тетя Елена. Квартира находилась на втором этаже и имела хорошее расположение. Все пять комнат были уже обставлены. Елена, все еще полная энергии, помогла нам обустроиться и больше месяца прожила с нами. Казалось, мы заново начинаем семейную жизнь после развода. Разводом мне показались четыре месяца в гостинице «Париж». И поэтому три весенних месяца на Мойке, 14 мы провели как молодожены.

Только в июне 1916 года мужу пришлось ехать на фронт по делам комитета, а я отправилась в Глубокое с большим другом нашей семьи господином Жешовцом, польским домовладельцем, имение которого находилось в соседнем уезде. Мы ждали возвращения мужа с фронта в Глубоком. Витя приехал на машине. Он был очень занят своими делами. К нему приезжали со всех сторон, но нам все же удалось провести десять счастливых дней вдвоем в белом доме. Мы занимались столовой Красного Креста. С нами была еще госпожа Боголюбова. К концу июня мужа вызвали в Петербург принять участие в различных конференциях. Я решила провести время со своей родней, поскольку разлука с ними всегда была для меня пыткой. Мы отправились в путь по новой железной дороге, построенной зимой до Сеславино, и, доехав до Полоцка, расстались.

Сколько раз нам приходилось это делать, но в этот раз у нас обоих глаза были на мокром месте. Нам было до слез грустно расставаться. «Ну-ну, через две недели я вернусь в Петербург. Не стоит расстраиваться. Да и мои не станут настаивать, чтобы я оставляла тебя больше, чем на две недели», – пыталась я утешить моего любимого мужа, хотя нам обоим было грустно. И даже по приезде в Саратов, возвращаясь в родовое имение, к родным, которых я всех очень люблю, все-таки странное чувство по-прежнему щемило мне сердце.

Едва закончились две недели, как я уже была готова ехать, но мужа вызвали на фронт по делам Татьянинского комитета[319]. На него были возложены обязанности по ревизии, и мне пришлось отложить отъезд и ждать его возвращения. Да и брат умолял меня еще побыть у них.

Витя задержался на фронте. Потом он заехал в Глубокое, где обнаружилось, что Макар тяжело заболел дизентерией. Я умоляла позволить мне приехать в Глубокое, поскольку боялась, как бы Витя не заразился. Но телеграмма приостановила мой отъезд. Муж отправил мне документы для сопровождения двух вагонов для перевозки лошадей и людей, прибывших из Глубокого в сентябре прошлого года. И мне вновь пришлось отложить отъезд. Витя по-прежнему был в Глубоком. Но поскольку от меня скрывали его болезнь, то только много позже я узнала о ней. С ним случился сердечный приступ, и он был вынужден лежать в постели. Витя жил в комнате по соседству с Макаром и был на волоске от смерти.

Наконец, после бесконечного волнения, которое я испытывала и сердцем чувствовала, что он скрывал свою болезнь, ничего не говоря в телеграммах, я смогла привезти лошадей и людей, которые пробыли целый год у моего брата. И вот стоило мне выехать, как и он отправился в Петербург.

Август был в разгаре…

У меня нет ни сил, ни смелости рассказывать здесь о том горе, которое постигло меня в Петербурге. Скажу лишь пару слов. По всей видимости, Витя подхватил дизентерию, охватившую всю армию. Он заболел в дороге, и третьего сентября покинул нас всех навсегда.

Иматра! Какие незабываемые воспоминания связывают меня с Иматрой. Муж вернулся из Глубокого накануне моего приезда. Он не хотел оставаться один в Академии, поскольку семья еще не вернулась. Он положил багаж и уехал в Выборг, где ему рекомендовали хороший обувной магазин. На вокзале в Выборге он выпил стакан молока, ставший для него смертельным. Врач не смог его поселить в Выборге, так как город был занят войсками четвертой армии, и посоветовал ему доехать до Иматры и остановиться в маленькой гостинице напротив вокзала.

Нет, я не могу и не хочу описывать те дни и ночи, которые я провела с умирающим мужем. Я ни с кем не хочу делиться незабвенной печалью, которая до сих пор неотступно следует за мной, сжимая мне сердце. Но поскольку я посвятила эту рукопись Диме, я не могу упустить нюансы, которые касаются мальчика. Мы давно не виделись. Я знала только, что он продолжал учебу в корпусе и жил с матерью и что каждое лето он проводил в Подольске у тети Терезы.

Чувствуя приближение своей кончины, муж попросил привезти сына. Приехали его сестры Елена и Ариадна, приехал мой брат. Но Дима не