Приближался час послеобеденного обхода. Военный врачГрюнштейн ходил от койки к койке, а за ним — фельдшер с книгой.

— Мацуна!

— Здесь.

— Клистир и аспирин.

— Покорный!

— Здесь.

— Промывание желудка и хинин.

— Коваржик!

— Здесь.

— Клистир и аспирин.

— Котятко!

— Здесь.

— Промывание желудка и хинин.

И так всех подряд — механически, грубо и безжалостно.

— Швейк! — Здесь.

Доктор Грюнштейн взглянул на вновь прибывшего.

— Чем больны?

— Осмелюсь доложить, у меня ревматизм.

Доктор Грюнштейн за время своей практики усвоил привычкуразговаривать с больными с тонкой иронией. Это действовало гораздо сильнеекрика.

— Ах вот что, ревматизм… — сказал он Швейку. —Это действительно тяжёлая болезнь. Ведь и приключится этакая штука — заболетьревматизмом как раз во время мировой войны, как раз когда человек должен идтина фронт! Я полагаю, это вас страшно огорчает?

— Осмелюсь доложить, господин старший врач, страшноогорчает.

— А-а, вот как, его это огорчает? Очень мило с вашейстороны, что вам пришло в голову обратиться к нам с этим ревматизмом именнотеперь. В мирное время прыгает, бедняга, как козлёнок, а разразится война,сразу у него появляется ревматизм и колени отказываются служить. Не болят ли увас колени?

— Осмелюсь доложить, болят.

— И всю ночь напролёт не можете заснуть? Не правда ли?Ревматизм очень опасная, мучительная и тяжёлая болезнь. У нас в этом отношениибольшой опыт: строгая диета и другие наши способы лечения дают очень хорошиерезультаты. Выздоровеете у нас скорее, чем в Пештянах, и так замаршируете нафронт, что только пыль столбом поднимется. — И, обращаясь к фельдшеру,старший врач сказал: — Пишите: «Швейк, строгая диета, два раза в деньпромывание желудка и раз в день клистир». А там — увидим. Пока что отведите егов амбулаторию, промойте желудок и поставьте, когда очухается, клистир, но,знаете, настоящий клистир, чтобы всех святых вспомнил и чтобы его ревматизмсразу испугался и улетучился.

Потом, повернувшись к больным, доктор Грюнштейн произнёсречь, полную прекрасных и мудрых сентенций.

— Не думайте, что перед вами осёл, которого можнопровести за нос. Меня вы своими штучками не тронете. Я-то прекрасно знаю, чтовсе вы симулянты и хотите дезертировать с военной службы, поэтому я и обращаюсьс вами, как вы того заслуживаете. Я в своей жизни видел сотни таких вояк, каквы. На этих койках валялась уйма таких, которые ничем другим не страдали, толькоотсутствием боевого духа. В то время как их товарищи сражались на фронте, онивоображали, что будут валяться в постели, получать больничное питание и ждать,пока кончится война. Но они ошиблись, прохвосты! И вы ошибётесь, сукины дети!Через двадцать лет будете криком кричать, когда вам приснится, как вы у менятут симулировали.

— Осмелюсь доложить, господин старший врач, —послышался тихий голос с койки у окна, — я уже выздоровел. Я уже ночьюзаметил, что у меня прошла одышка.

— Ваша фамилия?

— Коваржик. Осмелюсь доложить, мне был прописанклистир.

— Хорошо, клистир вам ещё поставят на дорогу, —распорядился доктор Грюнштейн, — чтобы вы потом не жаловались, будто мывас здесь не лечили. Ну-с, а теперь больные, которых я перечислил,отправляйтесь за фельдшером и получите кому что полагается.

Каждый получил предписанную ему солидную порцию. Некоторыепытались воздействовать на исполнителя докторского приказания просьбами илиугрозами: дескать, они сами запишутся в санитары, и, может, когда-нибудьнынешние санитары попадут к ним в руки. Что касается Швейка, то он держалсягеройски.

— Не щади меня, — подбадривал он палача,ставившего ему клистир. — Помни о присяге. Даже если бы здесь лежал твойотец или родной брат, поставь ему клистир — и никаких. Помни, на этих клистирахдержится Австрия. Мы победим!

На другой день во время обхода доктор Грюнштейн осведомилсяу Швейка, как ему нравится в госпитале. Швейк ответил, что это учреждениеблагоустроенное и весьма почтенное. В награду он получил то же, что и вчера, ив придачу ещё аспирин и три порошка хинина, всё это ему всыпали в воду, а потомприказали немедленно выпить.

Сам Сократ не пил свою чашу с ядом так спокойно, как Швейкпил хинин, на котором доктор Грюнштейн испробовал все виды пыток.

Когда Швейка в присутствии врача завёртывали в холоднуюмокрую простыню, он на вопрос доктора Грюнштейна, как ему это нравится,отвечал:

— Осмелюсь доложить, господин старший врач, чувствуюсебя словно в купальне на морском курорте.

— Ревматизм ещё не прошёл?

— Осмелюсь доложить, господин старший врач, никак непроходит.

Швейк был подвергнут новым пыткам.

В это время вдова генерала-от-инфантерии, баронесса фонБоценгейм, прилагала неимоверные усилия для того, чтобы разыскать того солдата,о котором недавно газета «Богемия» писала, что он, калека, велел себя везти ввоенную комиссию в коляске для больных и кричал: «На Белград!» Это проявлениепатриотизма дало повод редакции «Богемии» призвать своих читателей организоватьсбор в пользу больного героя-калеки.

Наконец, после справок, наведённых баронессой в полицейскомуправлении, было выяснено, что фамилия этого солдата Швейк. Дальше разыскиватьбыло уже легко. Баронесса фон Боценгейм взяла с собою свою компаньонку икамердинера с корзиной и отправилась в госпиталь на Градчаны.

Бедняжка баронесса и не представляла себе, что значит лежатьв госпитале при гарнизонной тюрьме. Её визитная карточка открыла ей дверитюрьмы. В канцелярии все держались с нею исключительно любезно. Через пятьминут она уже знала, что «der brave Soldat»[14] Швейк, окотором она справлялась, лежит в третьем бараке, койка номер семнадцать.Сопровождать её вызвался сам доктор Грюнштейн, совсем обалдевший от внезапноговизита.

Швейк только что вернулся после обычного, ежедневного тура,предписанного доктором Грюнштейном, и сидел на койке, окружённый толпойисхудавших и изголодавшихся симулянтов, которые до сих пор не сдавались иупорно продолжали состязаться со строгой диетой доктора Грюнштейна.

Если бы кто-нибудь послушал разговор этой компании, то решилбы, что очутился среди кулинаров высшей поварской школы или на курсах продавцовгастрономических магазинов.