– Воду из него убрали почти всю и вот она еда – самая вкусная, пожалуй, после сахара.

– Самсон, а почему Небо голубое? – Я, уже надкусив свою половину протеинов, едва не подавился.

– А где ты его видишь то?

– А вот это не Небо разве? – Вера ткнула пальчиком в картинку. Я пожал плечами.

– Небо, наверное.

– А, правда, оно красивое?

– Правда.

– А, правда мы на Крышу пойдем, и Небо посмотрим? – Я поежился.

– Странные все – таки эти женщины. Когда болеют или поранятся жалко. Когда улыбаются или по щеке гладят хорошо. А вот когда вот так вот словами, словно горошинами по голове, то совсем плохо. Перестаю я понимать, что они хотят.

– Пока не доешь и не отлежишься – не пойдем. – Сказал я как отрезал.

– А, я выздоровею. Обязательно. Мне уже совсем – хорошо. – Вера прервалась на секунду, задумалась.

– Мне опять Ландгрувер снился. – Я обиженно поджал губы.

– Что – то слишком часто ей Ландгрувер снится. Слишком.

– И чего? – Спросил я и опустил на глаза брови.

– А вот… – Хитро улыбнулась Вера. – Он мне про Небо рассказывал. Он мне про многое рассказывал. Про Династов, про Королеву и Короля. Про Уиллисиса какой он умный и старый. Он все-все знает. Про нас с тобой рассказывал.

– Кхе… – Прыснул я презрительно. – Снам нельзя верить. Сны они всегда обманывают. Вот, скажем, снится тебе вода. Много снится. Свежая она, да прохладная, а просыпаешься, и нет ее совсем. Или грибы жареные под белковым соусом. Мне вот они снились, а не попробовал я их до сих пор. Чего же в них верить?

– Не хочешь не верь! – Насупилась Вера и отвернулась. Ела дальше молча.

Я пожал плечами.

– Странные они все – таки, эти женщины. Очень странные. – Я достал флягу, отвинтил колпачок и, мирясь, протянул его своей спутнице.

– Верунь, водички попей. Без воды плохо еда переваривается. Да, и надо тебе. – Вера повернулась и вроде бы, совсем не обидевшись, приняла флягу из рук. Сделала три больших глотка и вернула мне ее обратно. Я плотно завинтил крышку и положил фляжку на рюкзак.

– Самсон, а, Самсон… – Снова прищурилась Вера.

– Чего тебе? – Я удивленно поднял на нее глаза.

– Никак я за ней думать не успевал. То злиться она, то радуется, то плачет, то смеется через секунду.

– А ты можешь Светляков на минуту погасить?

– А зачем? – Открыл я рот.

– Ну… Так… Надо… – Вера продолжала сверлить меня хитрым взглядом. Я пожал плечами и прикрыл шторку на фонаре. Светляки недавно отдыхали, и засыпать не хотели, светили по – прежнему, ярко, но уже с зеленым оттенком. Злились.

– Недовольные они, что их не спрашивают светить им или нет. – Я не стал долго с ними возиться. Просто сунул фонарь в рюкзак.

В норе стало совсем темно. Только реактор светился красными пятнами.

Я сморгнул. Протер глаза.

– Не привык я совсем ничего не видеть. Хотя, пусть. Безопасно здесь. Пусть Вера выдумывает, что хочет. А я подремлю немножко. Может быть, и сам, что ни- будь во сне увижу.

Я прислонился к стойке нар лбом, и с блаженным выдохом задремал.

Изгои засыпают быстро.

# # #

– Ты поступил опрометчиво, Ландгрувер. – Уиллисис устало опустив плечи, сидел на высоком стуле, похожим на королевский трон.

Высший Храмовник – большая должность, однако, выглядел трон беднее, чем королевский. Металл, камни. Красивая ковка. Резьба. Чеканка. Драгоценного дерева не было совсем.

Перед ним на коленях, склонив голову, стоял Ландгрувер.

– Ты слушал без меня, младший. Ты рисковал собой. Ты рисковал теми, кого слушал. Ты смотрел? – Говорил Храмовник.

– Да…

– Ты видел?

– Да…

– Не послушание карается Храмом, младший. Карается строго. Ты этого не знал?

– Я знал, учитель. Именно поэтому, я попробовал слушать и смотреть сам. – Уиллисис покачал головой.

– Ты приказал им идти на Крышу?

– Нет, учитель… – Ландгрувер комкал свою тогу, хрустел пальцами. – Я просто рассказал Веронике о Крыльях.

– Ты рассказал ей все?

– Почти, учитель.

– Они должны вернуться в Город, младший.– Ландгрувер поднял большие выпуклые глаза на Храмовника.

– У них будут Крылья, Учитель. Им нельзя возвращаться в Город. Другого шанса у них уже не будет.

– Это не тебе решать. Вернуть их в Город приказала Королева. Ты ослушаешься Династа?

– Но… – Ландгрувер замялся. – Мы не можем решать за них. Ведь так?

– Возможно… – Уиллисис качнулся на троне, выпрямляясь.

– Но они будут введены в заблуждение, если не будут знать всего…

– Но, зная все, они никогда не решаться пойти снова.

– Или пойдут сразу. Тем более, что, я не все рассказал вам, учитель. Я не был в этом уверен, поэтому промолчал. – Ландгрувер склонился еще ниже.

– Я, прошу простить меня, учитель, или наказать. Я готов.

– О чем ты умолчал, младший?

– Я не уверен, Учитель. Я слушал, я видел, но я не уверен в том, что я прав.

– Говори. Выводы сделают другие. Ты должен лишь слушать и смотреть.

– Мне показалось, что Вероника проснулась, Учитель. У нее Тепло вот здесь. – Ландгрувер положил ладонь себе на грудь.

– Тепло? – Переспросил Уиллисис. – Каким оно было?

Ландгрувер закрыл глаза. Откинулся назад. Запрокинул голову, выискивая в своей памяти образы того, что увидел.

– Тоска… Страх… Жар… Самсона нет. Тепло… Нежность… Любопытство… Тепло… Тепло… Самсон рядом. – Он открыл глаза.

– Оно зеленое Учитель. Оно похоже на довольных Светляков. – Храмовник думал почти минуту, потом, словно решив для себя что то, проговорил медленно и ровно.

– Встань, младший. Присядь рядом. – Ландгрувер встал с колен. Сел на пажеский кованый стульчик, обитый пурпурной тканью.

– Я не знаю, хорошо это или плохо, Ландгрувер. Очень плохо, что Изгоев с каждым годом становится все меньше, и мы должны дорожить каждым. – Он замолчал на минуту. Качнул головой. – Но оставлять их в Городе – значит лишать сам Город надежды.

– Ты понимаешь это?

– Да, Учитель.

– И в то же время, отправляясь на Крышу – они могут погибнуть.

– Да, учитель. Я это понимаю, но в Городе у Изгоев не растут Крылья, даже, если они просыпаются.

– Для того, чтобы, у Изгоя выросли Крылья, кроме Тепла, нужно еще и Небо.