– Богато все-таки они жили. Не то, что мы сейчас. Ну, да ладно. Последники на то они и Последники, чтобы мертвыми быть. Мы теперь здесь живем. Долго живем и нам теперь решать, как жить и как свою жизнь устраивать.

– Вот захочу – вылезу на Крышу, найду место хорошее и сам Город построю! И будет он чистым и светлым. Большим и богатым. И будет в нем грибов видимо-невидимо. И воды вдоволь и сахару – завались! И все будут в нем делать то, что надо не потому, что так на роду написано, а потому что им этого хочется.

Я прикрыл ладонью рот. Крамольные мысли были готовы сорваться с языка.

– Ох, и досталось бы мне – услышь сейчас мои думы, какой ни будь из Храмовников. Еды бы лишили. Воды бы лишили.

– Хотя, воды бы может и не лишили, а вот еды – точно. На целую неделю не меньше. – И улыбнулся зажатыми пальцам губами. Нравилась мне крамола.

Нравилась и ничего я собой поделать не мог. Вот ведь как.

Смотрел я на картинку. Смотрел. А потом вспомнил то, что Гаст по пьяному делу говорил. Странный он, конечно. Где вот только вина взял? Да его, же еще и много надо чтобы вот так язык развязался.

Он сидел тогда на нарах тряс своей жиденькой седой бороденкой.

Щурил раскосые свои глаза. Даром, что уже и не видел почти ничего. И говорил и рассказывал. Хорошо, что кроме меня этого никто не слышал. А то бы отдали его Химикам и вся не долга.

Говорил он тогда, что не Изгой он вовсе. А самый что ни на есть Династ.

Что он сам из другого Города и прилетел в наш Город к Королеве свататься.

– Вот ведь какой крамольник! Как это может Изгой к Королеве свататься? Никак не может! Да у нее и свой Король есть. Не хуже других, наверное.

А Гаст все говорил и говорил. А я слушал. Про Крылья говорил. Говорил, что вырастают они, когда Небо видишь. А что это такое не сказал.

Сказал, что оно самое для Изгоя важное.

Сказал, что оно голубое и что оно в белых пятнах, словно от плесени.

Красивое оно Небо. И зовет. Так может у Последников над головой и не перекрытия вовсе? А самое что ни на есть Небо?

– Небо… – Попробовал я на язык вкусное слово. – Небо. – Хорошо мне от этого слова стало. Сладко. Не рядом оно, но уже ближе, чем раньше.

– Может, пока Вера отдыхает попробовать самому до Крыши дойти, и посмотреть какое – оно там это Небо? – Я посмотрел на мирно сопящую девочку на нарах и покачал головой.

– Нельзя ее бросать. Никак нельзя. А если я умру? Вера сама до Города нипочем не дойдет! Нипочем! Значит нужно вместе… Вместе либо в Город, либо Небо смотреть. На Крышу.

– Самсончи-и-и-к… – Вера открыла глаза и смотрела на меня радостно и нежно. Я от такого ее взгляда засмущался даже. Покраснел почти.

– Чего тебе?…

– Нагрубил, конечно. А зря. Добрая она все-таки. Вера.

– Ну чего тебе? Чувствуешь себя как? – Поправился я. – Лучше?

– А, совсем хорошо, Самсончик. – Заулыбалась она. – Совсем. Я уже и не кашляю почти. Вот послушай икхе.. ихке… – Хрипов стало меньше это точно, но все равно простуда девочку совсем не опустила.

Важно было узнать – прошел у нее криз или нет. Если она вспотела, то значит простуда позади. День-два и снова можно вприпрыжку бегать.

А если лоб сухой, губы сухие да жар. Вот тогда хоть караул кричи.

Лежать надо и ни вставать нельзя а уж идти куда то в город или На Крышу и подавно нельзя.

– Ты когда спала – тебе жарко было? – Девочка наморщила лоб, не зная как ответить правильно. Так, чтобы я не огорчился.

– Ты не ври только. – Предупредил я ее.

– Самсончик, я, наверное, слишком близко к реактору лежала. Мне жарко было очень. Я влаги потеряла много. Но ты не волнуйся, Самсончик, не волнуйся. Ладно? Я потерплю. Я сильная. Я почти три дня могу не пить совсем. Или почти совсем. – Она сокрушенно опустила голову.

– Ну, и зануды – эти девчонки. О, другом же совсем я ее спрашивал.

– Хорошо это, Верунь, что тебе жарко было. Хорошо, что на лбу испарина появилась. Это значит, что твой организм болезнь победил.

– Правда? – Заулыбалась Вера.

– Правда. Только тебе еще полежать надо. Поесть. Попить и полежать. Сил набраться. – Вероника согласно кивнула и посмотрела на картинку у меня на коленях.

– А это, Самсончик, что у тебя?

– Картинка это, Вера, здесь Последники нарисованы, а может и не руками рисовали. Была раньше такая штука, говорят. Кнопку нажимаешь, а она картинку на пластике или бумаге сразу выдает.

– А можно посмотреть?

– А мне что жалко?

– Конечно можно. – Говорю. – Держи – протянул ей прямоугольник пластика.

Сам встал. Хозяйство ведь на мне, и человек больной в придачу. Осмотрелся вокруг и с ящика Тимкиных Светляков забрал.

Моим уже спать было пора. Иссветились уже все. Еле шевелятся. Спать хотят. Есть хотят. Пить.

Я открыл шторку в Тимкином фонаре и осторожно подул на Светляков. Те заворочались, зашевелились. Заискрились оранжево радостно.

Почуяли нового хозяина. Радуются. Сытые, довольные, отдохнувшие они теперь хоть целый день светить смогут. А этим спать пора.

Я взял с рюкзака, расстеленного на полу, свой недоеденный брикет, и осторожно сколупнул несколько крошек. Размял их в труху. Бросил в свой фонарь.

– Ешьте. Ешьте. Потом попить дам – Я положил потускневший фонарик в сторону и посмотрел на Веру. Она, сидела как-то, странно выпрямившись, смотрела на картинку пристально, словно хотела глазами дырку в ней просверлить.

– Самсон, а почему они все одинаковые? Мы же разные все? У Изгоев глаза раскосые, у Солдат большие, и в черепе глубоко сидят. У Храмовников кожа с костей свисает, как плесень на стенах. У Бегунов ноги длинные да толстые. Каждый свое делать приспособлен. А у них нет? Почему?

Я пожал плечами.

– Откуда мне знать Верунь? Не знаю я, правда. Я же, как и ты Последников даже на картинке в первый раз вижу. А разговоры они разговорами и останутся, кто бы и чего бы про них не рассказывал.

Я взял в руки рулончик протеинов и аккуратно примерился разрезать его пополам. Вере еда нужна и мне еда нужна. И не грибы, какие ни будь которое без ферментов не съесть. А что ни будь, что телу ближе.

– Ты будешь? – Показал я Вере на еду.

– Буду… – Потупилась девочка. – Я размахнулся и аккуратно развалил ножиком рулончик на две половинки.

– На вот. Ешь. А сахар мы на потом оставим. Хорошо?

– Хорошо, Самсончик, хорошо. – Проговорила Вера, активно пережевывая вяленое мясо.

– Ну, да. Протеины – это мясо и есть. Его Химики из наших же клеток вырастили, вычистили, обезвредили по всякому, чтобы дольше оно хранилось.