– Видишь ли, у меня еще сохранилось несколько старых друзей.Друзей, которые в курсе многих дел. Конечно, по большей части они либосовершенно глухие, либо полуслепые, либо немного не в себе, либо едва ходят. Нокое-что у них еще работает, вот здесь. – Она постучала себя по аккуратнопричесанной седой голове. – Вокруг сейчас царят тревога и отчаяние, больше, чемкогда-либо. Вот тебе один из фактов, которые я узнала.

– Но ведь так было всегда.

– Да, да, конечно, но сейчас все немного хуже. Теперь этаситуация – как бы мне поточнее выразиться – осложняется, становится болеенапряженной. Я уже давно замечаю со стороны, а ты, несомненно, чувствуешь этоизнутри, что вокруг непорядок, и довольно серьезный непорядок. Но теперьвозникло ощущение, что этот непорядок, возможно, как-то организован, он таит всебе опасность. Что-то происходит, что-то назревает, причем не только в однойстране, а во многих странах. Они окружили себя своими людьми, и опасностьтакого положения вещей состоит в том, что это молодые люди, которые поедут кудаугодно, будут делать что угодно и, к сожалению, поверят во что угодно, а кольскоро они получат право ломать и крушить что попало, им будет казаться, чтоцель действительно благая и мир изменится к лучшему. Они ничего не созидают, вотв чем беда, они только разрушают. Творческая молодежь пишет стихи, романы,сочиняет музыку и рисует картины точно так же, как и во все времена, с ней всев порядке. Но как только у человека появляется вкус к разрушению во имя самогоразрушения, вступает в действие черная сила.

– Когда вы говорите «они», кого вы имеете в виду?

– Если бы я знала! Да, хотелось бы мне это знать. Если яраскопаю что-нибудь полезное, непременно тебе сообщу. Тогда ты сможешь принятьмеры.

– К сожалению, мне-то некому сообщить об этом.

– Да, ты уж не рассказывай об этом кому попало, людям нынчедоверять нельзя. И не говори об этом ни с кем из этих идиотов в правительствеили с теми, кто так или иначе связан с правительством или надеется туда попастьпосле того, как нынешние уйдут. Политикам недостает времени взглянуть наокружающий мир. Они воспринимают страну, в которой живут, исключительно какширокую избирательную платформу, этого им вполне достаточно для того, чтобыкакое-то время спокойно жить. Они делают то, что, по их искреннему убеждению,улучшит положение, и очень удивляются, когда этого не происходит; а все дело втом, что людям нужно совсем не это. И невольно приходишь к выводу, чтополитикам кажется, будто у них есть некое Богом данное позволение лгать вборьбе за правое дело. Не так уж много времени прошло с тех пор, как мистерБолдуин произнес свою знаменитую фразу: «Если бы я говорил правду, я быпроиграл выборы». Премьер-министры до сих пор так считают. Слава богу, бывает,что нами руководят и великие люди, но это большая редкость.

– Ну и что, по вашему мнению, нужно делать?

– Ты ждешь от меня совета? От меня? Да знаешь ли ты, сколькомне лет?

– Наверное, около девяноста.

Леди Матильда была явно обескуражена:

– Ну, не совсем так. Неужели, милый мальчик, я выгляжу надевяносто?

– Ну что вы, дорогая тетушка. Вы выглядите на шестьдесятшесть.

– Так-то лучше. Неправильно, но звучит приятнее. Янепременно дам тебе знать, если получу какой-нибудь намек от кого-то из моихдорогих старых адмиралов, или от старого генерала, или даже, может быть, отмаршала авиации, – у них у всех есть друзья, и они любят собраться и поболтать.И, как в былые времена, выпить виноградного вина. А виноградное вино приятно влюбом возрасте. Юный Зигфрид. Нам нужен ключ к тому, что это означает: я незнаю, человек ли это, или пароль, или название клуба, или новый мессия, илипоп-певец. Но за этим именем явно что-то кроется. А еще есть музыкальный мотив.Я почти забыла, когда последний раз слушала Вагнера. – Старческим, надтреснутымголосом она напела отчасти узнаваемую мелодию. – Зов рожка Зигфрида, похоже?Почему бы тебе не достать рожок? Я имею в виду то, на чем играют школьники, ихспециально обучают этому. На днях наш викарий об этом рассказывал. Оченьинтересно – знаешь, история флейты и разных других дудок, от елизаветинскихвремен до наших дней: маленькие дудочки, большие, и все издавали разные звуки.Очень интересно. Интересно с разных точек зрения: и сами рожки – некоторые изних прелестно звучат, – и их история. Да, так о чем я говорила?

– Насколько я понял, вы велели мне достать такой инструмент.

– Да. Достань рожок и научись выдувать мелодию Зигфрида. Тыже всегда отличался музыкальностью. Надеюсь, ты с этим справишься?

– Не думаю, что это поможет в деле спасения мира, ноосмелюсь предположить, что мог бы с этим справиться.

– И держи эту штуку наготове. Потому что, видишь ли, – онапостучала по столу футляром для очков, – может быть, однажды она тебепонадобится, чтобы произвести впечатление на дурных людей. Они примут тебя сраспростертыми объятиями, и в результате ты что-нибудь узнаешь.

– У вас и вправду есть идеи, – восхитился сэр Стэффорд.

– А что еще может у меня быть в моем возрасте? Из дому почтине выходишь, с людьми особенно не пообщаешься, в саду не поработаешь. Остаетсятолько сидеть в кресле и выдумывать идеи. Вот станешь на сорок лет старше,тогда вспомнишь мои слова.

– Меня заинтересовало одно ваше замечание.

– Только одно? – удивилась леди Матильда. – Весьмапосредственная оценка, если учесть, сколько всего я наговорила. И что же это?

– Вы предположили, что мне, возможно, удастся произвестивпечатление на дурных людей игрой на рожке: вы действительно имели это в виду?

– Ну, можно сказать и так. Хорошие люди значения не имеют, авот дурные – что ж, тебе придется кое-что выяснить, не так ли? Ты должен будешьвлезать в разные дела. Как жук-могильщик, – задумчиво добавила она.

– Значит, я должен издавать выразительные звуки в ночи?

– Ну да, что-то в этом роде. У нас тут в левом крыле однаждызавелся жук-могильщик. Пришлось изрядно потратиться, чтобы избавиться от него.Осмелюсь сказать, что придется не меньше потратиться, чтобы привести в порядокмир.

– На самом деле гораздо больше, – сказал Стэффорд Най.

– Это не имеет значения, – продолжала леди Матильда. – Людине задумываясь тратят большие деньги. Это доставляет им удовольствие. Если жевы озабочены тем, чтобы свести расходы до минимума, они не станут иметь с вамидело. Наш народ именно таков. Я имею в виду, в этой стране. Мы остались такимиже, как прежде.

– Что вы имеете в виду?

– Мы способны на большие дела. Мы прекрасно умели управлятьимперией. Но не смогли ее сохранить, потому что, видишь ли, нам она больше былане нужна. И мы это признали. Робби убедительно доказал это мне.