— Здрасьте.

Под изучающим взглядом я попыталась бочком протиснуться мимо парня, но он остановил меня аккурат посередке, когда мы оказались нос к носу:

— Онри.

— Кто?

— Я.

— Катарина… Нима.

Мы неловко пожали друг другу руки, словно бы не могли придумать места поудобнее, чем знакомиться в тесном пространстве дверной коробки.

— В тебе правда она есть, — заявил Онри.

— Она? — не поняла я.

— Особенность.

У меня вытянулось лицо. Обижаться на чудака с глазами, смотревшими в разные стороны, было глупо, но я почему-то все равно почувствовала себя задетой.

— Кто такое сказал?

Вместо ответа хозяин убежища выразительно повернул голову к Яну, ворошившему в очаге раскаленные угли. Мой пустой желудок не нашел момента удачнее, чем требовательно забулькать.

— Извини, — пробормотала я и протиснулась на чердак, представлявший хорошо протопленную большую комнату без перегородок.

Внутри царил удивительный бардак. Онри схватил брошенные на вытертый, промятый диван кальсоны. Принялся стирать полотенцем со столешницы, скидывая хлебные крошки не в ладонь, а прямо на пол.

На грубо сколоченном столе булькал сложный самодельный прибор из многочисленных стеклянных трубочек, колбочек и масляной горелки. Внутри хитроумного устройства клубился белесый дымок, а после перегонки по тонкой трубочке в мензурку выкатывались капли розоватой выжимки.

— Он алхимик? — тихонечко спросила я у Яна.

— Маг.

С большим уважением я покосилась на тщедушного хозяина и про себя даже присвистнула. Наша жизнь полностью подчинялась магическим законам. Мы без зазрения совести пользовались всевозможными благами магии: освещали дома, с помощью искусственно выращенных кристаллов заставляли действовать сложные устройства, но исключительно редко встречались с теми, кто позволял нам пользоваться плодами своих трудов. Маги жили узкими общинами по собственным законам, учились в закрытых школах, делились на касты — совершенно обособленное общество, как закрытая секта.

Некоторые утверждали, будто научиться магии имел возможность любой человек. Мол, природа заложила талант во всех, даже в абсолютных бездарностей, но отчего-то по улицам не ходили толпами безработные волшебники. Видимо, процесс становления являлся столь сложным, что до ритуала посвящения дотягивали (или даже доживали) не многие из энтузиастов, подавшихся в обучение.

— Он хорош, — прошептал Ян и добавил: — Очень.

— Как вы двое познакомились? — полюбопытствовала я.

— Это долгая история.

Мой помощник без зазрения совести уклонился от ответа, но Онри, видимо, скрытностью не страдал, а потому охотно поделился:

— Лу… — Он запнулся, словно забыл, что хотел сказать. — Ян спас мне жизнь. Вытащил из воды, когда я тонул.

На мой вопросительный взгляд герой, спасающий магов-утопленников, буркнул:

— Я неплохо плаваю.

Потом они что-то тихо обсуждали, словно позабыв обо мне. Сколько бы я ни прислушивалась, разобрать разговора не выходило. Походило на то, что Онри использовал специальный кристалл, словно выключал «лишним ушам» слух.

Измотанная за долгий день, мечтавшая о сытном ужине, я подумывала прямо в обуви задремать на диване, но тут от самогонного аппарата повалил густой дым, будто из жернова вулкана.

— Онри, — позвала я, мигом усаживаясь на продавленных подушках. — Так и должно быть?

Маг оглянулся.

— Разрази меня косоглазость! — воскликнул он, и я поймала себя на растерянной мысли, что его, видимо, уже разразило, притом не по разу.

Бросившись к пробиркам, маг перекрыл крошечный вентиль. Бурление немедленно стихло. Подняв мензурку, наполовину заполненную ядрено-розовой жидкостью, он довольно поцокал языком.

— Что это? — полюбопытствовала я.

— Как раз то, что тебе нужно. Превосходное средство от усталости. — Он сделал глоток прямо из мензурки. — Хочешь попробовать?

Я с подозрением покосилась на Яна, надеясь получить тайный знак, стоило ли доверять снадобьям его товарища, но он с задумчивым видом читал какое-то письмо и, кажется, не замечал, что происходило вокруг.

— Не пожалеешь, — видя мою нерешительность, уверил меня Онри.

— Бес с тобой! — махнула я рукой, и маг с готовностью наполнил розовой жидкостью тонкую длинную пробирку, прикрепленную к штативу.

Импровизированная рюмочка переместилась в мои руки. От крошечного опасливого глоточка во рту появился вкус самого тривиального имбирного эля.

— Почему он розового цвета? — удивилась я.

— Потому что молоденьким нимам нравится розовый, а мне — нравятся молоденькие нимы, — просто ответил маг, видимо, планировавший соблазнять глупышек с помощью хмельного зелья.

Не долго думая, я опрокинула в себя хмельное снадобье.

— Осторожно, он крепковат… — начал было Онри, когда я опрокинула в себя эль.

— Я умею пить, — уверила я, обтерев рот ладонью.

И вдруг фигура мага раздвоилась перед глазами, точно от эля у меня разъехались в разные стороны глаза, как у его создателя.

— Катарина, ты зачем выпила эту гадость? — всполошился наконец Ян.

— Ффсе ороссо, — уверила я, осознав, что вместо человеческой речи изо рта вылетают замысловатые рулады. Неожиданно меня качнуло, пол закачался под ногами, стены поплыли, и мне пришлось признаться: — Надэ ж… Я пяная.

Я свалилась на продавленный диван и провалилась в глубокий, похожий на беспамятство сон.

Меня разбудил беспрерывный ритмичный стук, словно кто-то рядышком вбивал в стену гвозди. Похмельная голова не просто болела, а нещадно трещала, и во рту стояла такая сухость, что драло горло. В комнате царил настоящий ледник, даже нос замерз.

Застонав, я перевернулась на кровати, расставила руки и вдруг поймала себя на мысли, что вряд ли имела место для столь шикарного маневра на продавленном диване Янова приятеля.

Резко открыв глаза, я сморщилась от жалящего солнечного света. Оказалось, что я, полностью одетая и обутая в сапоги, лежала в собственной постели на изгвазданном грязной обувью бежевом покрывале и не имела в недужной голове ни одной трезвой мысли, каким образом перенеслась из заколоченного особняка в свою спальню.

Магический эль перемещал людей в пространстве? Одно становилось ясным наверняка, что он начисто стирал воспоминания.

На прикроватном столике в глиняном стаканчике остывал отвар от похмелья, видимо, заботливо оставленный отцом. С благодарностью отхлебнув чуть горьковатое на вкус, но поистине спасительное средство, я дотронулась до пульсирующего красным сигналом магического вестника. Устройство издало невнятный сип, надрывно раскашлялось, а следом раздался надсадный вопль шефа: