И только в крошечном провинциальном издании, висевшем на новостном щите у скромной молельни, появилась колонка о том, что из местного храма сначала исчезла каталка для трупов, а потом волшебным образом вернулась обратно вместе лошадью. Однако новость утонула в огромном потоке городских сплетен, а местные решили, что лошадь, как собака, сумела найти обратную дорогу по запаху.

Шел дождь. Тугими струями выбивал барабанную дробь на крышах мануфактур. Город тонул в пелене облаков, от земли поднималась влажная дымка. Мир окрасился дождливым серебром.

Крепко прижавшись и укутавшись одним пледом, мы с Лукасом грелись у очага в огромном цеху, превращенном в плохо пригодные для жизни апартаменты. Я перечитывала копии газетных колонок о суде между братьями Стомма.

Патрика обвиняли в том, что он нанял ночного посыльного для убийства Кастана. После моих колонок для «Вестей Гнездича» о сожженной семье алхимика Каминского на бывшего королевского посла началась натуральная травля, а меня прозвали «Убийца репутаций». Не уверена, что я была рада такому прозвищу.

— Ты помнишь, мы были рядом с той маленькой молельной у предела Изящных Искусств? — вдруг спросил Лукас.

— Угу. — Я кивнула, слушая его вполуха.

— Мне кажется, это идеальное место для ритуала венчания.

— Угу.

Последовала долгая осторожная пауза. Лукас чего-то выжидал.

— Что ты сказал? — Я подняла голову, чтобы посмотреть в его лучистые глаза, теплеющие каждый раз, когда взгляд обращался ко мне.

— Давай повенчаемся.

У меня сжалось от радости сердце.

— Честно говоря, я о тебе почти ничего не знаю, — вместо того чтобы спрыгнуть с дивана и пуститься в пляс от счастья, состроила я недотрогу. — Вдруг ты окажешься каким-нибудь аферистом или, того хуже, ночным посыльным? Слышал о таком? Страшный человек.

Уголок рта у Лукаса дернулся в понимающей усмешке.

— Что именно ты обо мне не знаешь, Катарина? — вступил в игру мужчина.

— Я никогда не спрашивала, почему ты живешь в мануфактурах.

— Здесь очень тихо, а я люблю тишину, поэтому купил это место.

— Так ты жених с приданым, а не голь подзаборная? — иронично присвистнула я. — Что еще ты любишь?

— Дай подумать… Первый снег, высокие места, — принялся перечислять он, — открытые пространства, маленьких женщин с короткими стрижками, бесстрашных газетчиц.

Стараясь сохранять серьезную мину, я опустила голову, но все равно не могла сдержать улыбки.

— И еще… — Он поцеловал мои волосы. — Я очень сильно люблю тебя.