— Тихо! — цыкнул маг. Тут из замочной скважины брызнул зеленоватый свет, озаривший лицо Онри, и раздался щелчок открытого устройства.

Маг открыл крышку. Мы подались вперед, чтобы увидеть, что же пряталось в магическом тайнике. Внутри лежала тонкая стопочка бумаг. Когда Кастан взял их в руки, то поменялся в лице — все материалы исчезли, вместо них неизвестный вор оставил пустые сероватые листы.

На комнату обрушилась тяжелая тишина. Судебный заступник устало откинулся на спинку кресла и растер ладонями лицо.

— Что ж, закончим на сегодня, — произнес он. — Катарина, мой кучер отвезет тебя домой.

Меня разочаровало, что Лукас не воспротивился предложению. Внешне безразличный к происходящему, он внимательно рассматривал черно-белые гравюры в рамках на стене. Вначале мне подумалось, будто изображения являлись не более чем частью интерьера, но некоторые из них были точными копиями тех, что хранились в доме у Стоммы-старшего.

— Кто это? — Лукас указал пальцем на одно из коллективных изображений, где Кастан выглядел не старше академиста-первогодка.

Судебный заступник нехотя повернулся, и вдруг он изменился в лице.

— Это последний секретарь Каминского…

Мы все невольно обратили взоры к гравюре.

Если помощник был жив, то наверняка мог рассказать много любопытного из тех событий, что предшествовали пожару пятнадцатилетней давности.

Бывшего секретаря Густава Каминского мы отыскали в плохонькой счетной конторе, в пригороде Гнездича. Карета судебного заступника, остановившаяся перед деревянным крыльцом в захудалом дворе, выглядела неприлично дорогой на фоне здания с пыльным фасадом и вывеской «Судебный заступник задешево», приколоченной к узкому подоконнику на третьем этаже.

— Осторожно. — Кастан подал мне руку, когда я, придерживая длинную юбку, выходила из экипажа.

Внутри здания было темно и как будто тесно. Мы поднялись на третий этаж по деревянной лестнице с выхоженными ступенями и скользкими от сотен рук широкими перилами. В сумрачном коридоре пахло перегорелым табаком и гулял сквозняк от открытого окна, а чтобы рама не стучала, ее приперли камнем.

Счетная конторка представляла собой тесную комнатушку, где спина к спине притирались клерки. При нашем появлении в помещении воцарилась изумленная тишина, хотя секунду назад пространство заполнял треск счетных костяшек. В немой паузе мы таращились на усталых служащих, пытаясь отгадать нужного человека, но они выглядели на одно лицо, а мы — как разряженные попугаи с ярким оперением.

Из своего закутка на худеньких ножках выскочил кругленький, как мячик, хозяин счетной конторки. Признав в Кастане известного судебного заступника, он сложил белые ручки и подобострастно заглянул в глаза:

— Чем могу служить?

Мы не успели сказать о цели визита, как из-за обшарпанного стола в самом углу душной комнатушки поднялся худой человек в черных нарукавниках на замусоленной рубашке.

— Нима Агнесса? — вымолвил он дрожащими губами. Я оцепенела, а бывший секретарь Густава Каминского без сил рухнул обратно на стул.

— Видимо, это и есть Симон Коваль, — пробормотал Кастан мне на ухо…

Позже мы сидели за длинным столом в едальне самого низкого пошиба и старались через раз вдыхать отвратительный смрад гнилой еды. Наш новый знакомый с жадностью голодавшего седмицу человека поглощал капустную похлебку, от его предобморочного состояния не осталось и следа. Он причмокивал губами, чавкал, а когда еда закончилась, то подтер куском ржаной булки остатки.

Клерк покосился в мою сторону, достал из кармана замусоленный платок и интеллигентно промокнул губы. Однако нутро взяло верх, он не утерпел и смачно рыгнул. В этот момент я поймала себя на мысли, что, скорее всего, теперь седмицу не смогу думать о еде без содрогания.

— Значит, хотите узнать, что происходило перед пожаром у Каминских, — ковыряясь острой палочкой в зубах, проговорил Симон и насмешливо скривил губы. — Пятнадцать лет я ждал, когда кто-нибудь задаст мне этот вопрос. И вот вы здесь. Я счастливчик!

Он облокотился на стол и глянул на нас со злым весельем.

— Сколько вы мне дадите за вещь, которую я спрятал для Густава Каминского?

— Что за вещь? — тихо переспросила я.

— Шкатулка, из-за которой всю его семью убили и сожгли.

Внутренности завязались крепким узлом. Охваченная смешанными чувствами, я порывисто спрятала руки под столом и сжала в кулаки. С самого детства я приучила себя любить жизнь такой, какую мне даровали Святые Угодники. Несмотря ни на что, радоваться каждому дню, с трепетом открываться любой возможности. Но теперь я не могла избавиться от эгоистичной мысли, что меня обворовали.

— Думаете, что я вот так запросто возьму и выложу на стол все козыри?

Симон усмехнулся, воровато оглянулся через плечо, точно в темной зловонной едальне нас могли подслушивать, и поманил судебного заступника пальцем. Нагнувшись к торгашу, Кастан тихо уточнил:

— Сколько?

— Дай подумать…

На стол лег кошель. Похоже, торговаться судебный заступник не собирался.

— С ума сошел, суним? — Симон сцапал деньги со скоростью уличного карманника, под столом он встряхнул звякнувшие монеты.

— Пятьдесят золотых. Достаточно? — пояснил Кастан, и я покосилась на него с всамделишным восхищением, ведь он носил за пазухой сумму, равную моему состоянию, скопленному на черный день. — Так что произошло той ночью?

— Честно сказать, что именно произошло во время пожара, мне неизвестно, я как раз уезжал по делам хозяина за город, а вернулся к пепелищу. Стражи писали в отчетах, мол, случилось самовозгорание в алхимической лаборатории, которой в особняке отродясь не было. Нима Агнесса ненавидела, когда хозяин зарабатывался и забывал о времени. И знаете, чего еще дознаватели не стали указывать в тех бумагах?

Он снова помахал нам рукой, заставляя подвинуться к нему поближе.

— Через день в мусорной яме нашли тело убитой кормилицы, смотревшей за хозяйской дочерью. Кто-то перерезал ей горло.

Невольно перед мысленным взором промелькнул давнишний кошмар, похожий на воспоминание из глубокого детства, как добрая женщина без лица прятала меня, беззащитную малышку, в мусорную яму и приказывала молчать. Всю свою жизнь во снах я хоронилась от чудовища, жаждавшего моей смерти…

— Сколько вы хотите за вещь Густава Каминского? — выпалила я, чувствуя, что еще немного, и свалюсь с приступом удушья.

— Удивите меня, — предложил клерк, закинув ногу на ногу и постучав пальцами с грязными ногтями по столу.

Бывший секретарь вызывал у меня чувство глубокого отвращения.

— Сто серебров, — предложил Кастан.

— Сто золотых, — с серьезной миной заломил Симон и добавил, глядя в глаза судебному заступнику: — И место в приличной конторе. Сил нет перебирать счеты в моей конуре.