иметь серьезные международные последствия, но, как и многие другие, войны не ожидал. Однако 28 июня Австрия объявила Сербии войну, а 29 июня подвергла бомбардированию Белград тяжелой артиллерией. Когда 20 июня об этом стало известно в Петербурге, Николай II молча опустил голову, а затем, чрезвычайно неохотно, объявил полную мобилизацию. Как заметил Сергей Сазонов, «это значит обречь на смерть сотни тысяч русских людей. Как не остановиться перед таким решением?» Германия уже объявила войну России, однако нота была задержана графом Пурталесом [немецким послом в России] с тем, чтобы французская делегация во главе с Раймоном Пуанкаре успела отплыть на родину. Нота была вручена 1 августа.

2 августа Царь и Царица вышли на балкон Зимнего дворца и объявили русскому народу о начале военных действий. Ответом было громовое «ура», вырвавшееся из глоток многотысячной толпы, собравшейся на Дворцовой площади. Царь произнес ту же клятву, которую дал Александр I, узнав о вторжении в Россию армий Наполеона: «Я здесь торжественно заявляю, что не заключу мира до тех пор, пока последний неприятельский воин не уйдет с земли нашей». После этого люди всех классов, народностей и политических убеждений, как один, опустились на колени и запели «Боже, Царя храни!», а затем волнующие слова: «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое». Были забыты все политические разногласия, все протесты, и сердца всех людей бились в едином порыве — разгромить вражескую Германию. К 4 августа войну Германии объявили Франция и Великобритания, создав «Сердечное Согласие» [союз «Антанта»], направленное против Германии.

В середине августа Гиббс получил телеграмму от Императрицы, в которой та просила его вернуться в Царское Село. Добраться до Петербурга Балтийским морем стало невозможно, поэтому Гиббс отплыл из Гулля на север, попал в Скандинавию, переплыл Ботнический залив, пересек Финляндию и оттуда поездом добрался до Петербурга. Плавание было опасным: можно было запросто налететь на дрейфующие мины.

В том же поезде волею случая ехал Великий Князь Михаил Александрович, возвращавшийся из ссылки. В свое время, вопреки решению Брата, он тайно обвенчался с дважды разведенной миловидной простолюдинкой Натальей Шереметьевской, хотя и дал Царю слово, что не сделает этого. Его непослушание повлекло за собой ссылку в Англию, но после объявления войны всем изгнанникам было позволено вернуться домой. Великий Князь, его жена, получившая титул графини Брасовой, и сын, родившийся до их бракосочетания, спустились на перрон Финляндского вокзала одновременно с Гиббсом. Михаила тотчас отправили на фронт, чтобы командовать дивизией на Кавказе.

Когда Гиббс явился во дворец, он обнаружил, что Царское Село охвачено суетой. Царь то и дело получал доклады, принимал собственных и иностранных посетителей или же посланников с фронта, куда он регулярно ездил. Императрица с головой окунулась в госпитальную работу, к которой у нее был поистине дар. Вместе с дочерьми Ольгой и Татьяной она закончила курсы сестер милосердия, и, надев форму Красного Креста, они ежедневно приходили в лазареты их имени, чтобы выполнять тяжелую работу. Помогали проводить операции, утешали умирающих, часто перевязывали ужасные раны. Даже Мария и Анастасия посещали госпитали, даря раненым цветы и улыбки. Все женщины, принадлежавшие к Императорскому Двору, в свободное время вязали вещи, привязывали тесемки к иконам, раздавая их солдатам от имени благодарного Императора.

К восторгу наставника, Алексей, носивший защитную форму рядового, добился замечательных успехов, развиваясь физически и духовно. Он стал гораздо серьезнее, охотно занимался английским. Гиббс умело воспользовался ситуацией, и их уроки стали приносить удовлетворительные результаты. Когда сэр Джон Хенбери-Вильямс, глава Британской военной миссии, год спустя встретил Наследника в Ставке, он поразился тем, что тот «свободно говорил на нескольких языках».

В 1915 году Гиббс смог отправиться лишь в краткосрочный летний отпуск, после чего возобновил уроки с Царскими детьми и продолжил работу с другими петербургскими учениками. Но занятия становились все более напряженными, программы все более сложными, особенно для членов Императорской семьи, поскольку Великие Княжны были загружены тяжелой работой в лазаретах и участием в смотрах подшефных полков, столь важным для поддержания боевого духа войск. Летом 1916 года Императрица предложила Гиббсу занять апартаменты в Екатерининском дворце. Это предложение он принял с благодарностью, хотя ему пришлось отказаться от некоторых своих обязанностей. Впрочем, свою петербургскую квартиру по деловым и социальным причинам он сохранял вплоть до второй половины 1917 года. Гиббс нашел атмосферу Царского Села бодрящей и наслаждался летом, проводимым на даче — «если только можно назвать дачей Царское Село. Правда, некоторые так считают, но многие придерживаются иного мнения. Правильнее было бы назвать его провинциальным городом или урбанизированной провинцией, в зависимости от вашей точки зрения. Вы найдете здесь множество жилых зданий и казарм, поскольку город ко всему еще и крупный военный центр. Но кроме того, здесь немало очаровательных дворцов, окруженных обширными рукотворными парками, много водоемов, удачно вписывающихся в ландшафт. Но все это относится лишь к самому Царскому Селу. Окружающая его местность — это по-прежнему нетронутая глушь или бесплодное болото».

Вскоре Гиббс освоился и завел себе кота, который забирался к нему каждую ночь в окно, проверяя, что осталось от трапезы, которую хозяину присылали с кухни Александровского дворца. Из новых апартаментов англичанин внимательно следил за борьбой, которую вела Россия с неприятелем. В начале августа таких возможностей у него появилось больше, поскольку Императрица обратилась к нему с просьбой отправиться в Ставку, в Могилев, и там продолжить занятия английским с Наследником.

Заметки Гиббса, касающиеся этих событий, дают некоторое представление о преследовавших его сомнениях. Несколько ночей он не мог выспаться. «Я чувствовал, что что-то должно произойти. Я только принялся ужинать, когда он [Жильяр] позвонил, после чего у меня пропал аппетит». Его вызывали во дворец, чтобы объявить о новом назначении. Сбылся сон, в котором он узнал от Цесаревича, что скоро ему придется служить в Ставке. Гиббс поверил предсказанию прорицателя дяди Миши, который сказал, что его ожидает дальняя дорога.

ИСТОРИЯ УЧАСТИЯ РОССИИ в Великой войне с начала до конца представляется трагедией, рвущей сердце на части, хотя встречались в ней и славные страницы. Это была доблестная, рыцарственная страна, готовая отдать союзникам все, чем она располагала, однако она отстала от современного мира, в котором внезапно очутилась, сражаясь за собственное существование. Многие из ее самых поразительных качеств — невероятная стойкость, неизменное гостеприимство и доброта, ее горячая православная вера — оборачивались против нее же даже в отношениях с союзниками, не говоря о борьбе с жестокой военной машиной немцев.

Война эта не только явилась противоборством старого мира с незнакомым новым, но и характеризовалась различным отношением к самой войне. У