Его рот приоткрыт в безмолвном изумлении, а глаза говорят: «Ты меня точно разыгрываешь».

– Если хочешь, могу помочь: оттяпаю его, а затем верну, – говорю я, и он воспринимает это как удар.

– Еще чего, – говорит он сквозь стиснутые зубы и уходит за лошадь.

– Этот подойдет, – кивает Лиссисоло, когда мы заводим его к ней в комнату.

Проходит шесть лун, а божественные сестры всё пребывают в недоумении, что за белая наука или черная магия сподобили Лиссисоло понести. Между тем Не Вампи, которая отсутствовала половину этих лун, возвращается с ворохом новостей. Мы улыбаемся друг другу, пока обе не замечаем своих улыбок, затем киваем, делаем шаг друг к другу, дотрагиваемся и… что? Вопрос останавливает нас обеих. Поэтому мы снова друг другу киваем и ждем, когда принцесса спросит, где Нсака была и что принесло ее обратно.

– Мы поняли смысл барабанного послания эве с запада[48]. Бунши истолковала его верно: там мы отыщем кого-то, истинно преданного делу.

Нсака рассказывает ей о Басу Фумангуру – человеке из Фасиси, который служил осведомителем принца еще до того, как тот стал Королем, но отступился, едва монарх стал подыскивать себе старейшину. Дело в том, что прежний старейшина испустил дух на алтарной девственнице и не вернулся к совету в виде призрака, вопреки положениям. Между тем Королю для догляда за шайкой этих скользких ублюдков требовались глаза и уши, а Фумангуру был честолюбив. Он и подтолкнул Короля к своему назначению, сказав: «Мои глаза и уши верны тебе так же, как моя любовь, а потому можешь поставить меня на эту должность, где они тебе послужат все втроем».

И Кваш Дара назначил его потому, что Басу был схож с ним во всех отношениях – во всяком случае, так Король по привычке думал. Фумангуру, возможно, и впрямь походил на него в пору юности, когда оба кутили и беспутничали с женщинами, которые не были шлюхами; но с годами Басу стал действительно уподобляться старейшине – сделался нарочито набожным и благочестивым настолько, что начал раздражать и храм, и королевский дом. Это при том, что не было ни одного писаного закона, который бы они с Королем поначалу не проверили на прочность, равно как и многие обычаи. Одновременно с тем Басу стал еще и крючкотвором, забрасывая дворец прошениями и письмами в таком количестве, что пергаменты стало уже некуда складывать. Свое прежнее панибратство с монархом Фумангуру теперь воспринимал как свободу посещать двор, когда ему заблагорассудится, без извещения, иной раз даже королевские покои, а то и сами опочивальни. «Мне этот жезл знаком уже не хуже моего», – говаривал он, а Король на это лишь всплескивал руками. Когда Король готовил указ знати, Фумангуру выносил его в народ с шепотком, что страна, мол, всего в шаге от бунта, дабы потешить этим свое честолюбие и достичь намеченного. Многие уже задавались вопросом: кто же в Фасиси истинный Король, а кто просто старейшина? К поре как Кваш Дара соизволил произвести на свет принца, Фумангуру уже успел наплодить от своей благочестивой жены множество мальчиков.

– Радениями этого старейшины, – рассказывает Бунши, – в королевстве разыгралось немало беспорядков, но при всей заносчивости гордеца Басу ни разу не усомнился в своей мудрости праведника. Даже в нашем благом почине пришлось уступить ему место, сказав, что первоначальный замысел исходил от него. Так, проходя мимо тюремной башни, люди слышат крик, который исходит от Фумангуру. Он кричит, что Король упрятал его за решетку, дабы помешать выступить против жестокого и варварского налога на зерно для стариков, в то время как его собственные приспешники продолжают вовсю наживаться и наедать бока.

– Люди, да услышьте пророчество! – взывает Басу через решетку. – Горе постигнет землю сию!

Не проходит и четверти луны, как на округу обрушиваются ливни, несмотря на то что сейчас не сезон дождей. Бурные потоки затопляют городки и деревни, десятками сметают людей, уничтожают посевы и скот. Наводнение доходит даже до горы Фасиси, отрезая все входы, а выходы превращая в реки. Король смягчает наказание, но вместе с тем разрывает и дружбу со старейшиной. Однако Фумангуру это не останавливает. Требуется проницательность, чтобы разглядеть его замашки и способы ведения действий, но мы в Манте замечаем их первыми.

Так Фумангуру становится недругом короля, и он же попадает во враги своих собратьев-старейшин.

Кто знает, который из шагов оказался роковым: послание на языке эве или побиение.

– Начнем с побиения, – говорит Бунши. – В народе старейшины зовутся продажными толстяками, но они еще и мудрые злыдни. Фумангуру начал оспаривать их решения, что им отнюдь не понравилось. Я уже говорила, что последний мертвый старейшина испустил дух на девочке, которую они условились пустить меж собой по кругу. Народ стал возмущаться, до каких пор они будут умыкать и портить девушек. С каждым разом их берут всё моложе и моложе, а потом выбрасывают, и никто на них не женится. По народу пошло слово: «Тот старейшина забрал твой урожай? Басу тебе поможет». «Ведьма наложила заклятие? Иди к Басу». «Ступай к Басу, ибо только он наделен разумом». «Идите к Басу, не прогадаете».

Тут один старейшина подмечает себе молодку чуть старше девочки, торгующей пряжками да бусами в Баганде, и решает не тратить свое мужское достояние попусту – ох уж эта Бунши: всегда найдет способ занавесить крепкие слова витиеватыми! Старейшина говорит ее отцу: если он не облечет девушку божественной повинности прислуживать богине воды, то ни ветер, ни солнце не спасут его надел от погибели. У матери не было времени даже пошить дочке новую тунику, как старый прелюбодей уж тут как тут, пришел за новой прислужницей. Девушка не успевает снять с головы корзину с поклажей, как он на нее набрасывается. Басу в это время находился в другой комнате, где завязывал свою дорожную суму. Он собирался в дорогу изгонять зло, осадившее одну почтенную общину в Тахе, и тут из соседней комнаты стали доноситься крики, а с ними шлепки и пыхтение старейшины. Рядом с Басу лежал посох изгонителя – с ним он и влетел в комнату, где застал непотребство, и не раздумывая, пару-тройку раз припечатал старого нечестивца по затылку. Старейшина, понятно, окочурился, а Басу своим заступничеством наработал себе вахалу[49]. Не прошло и года, как он перевез всю свою семью в Конгор, где с той поры и живет.

– Теперь о предписаниях и об извещении, – говорит мне Бунши. – «Сие Предписание, освященное присутствием Короля, вчиняется смиренным и верным