в этом процессе. Очень может быть, что он окажется ключевой фигурой во всех подводных течениях правящего большинства.

Мне не оставалось ничего другого, как заверить его в своей полной готовности следовать вновь полученным указаниям. И уповать на то, что ключевая фигура забредет в такие дебри, где связь с ней окажется физически невозможной.

Всеми фибрами своей души я уповал на невозможность всего, что могло бы отвлечь меня от охраны Дары. Заверение Стаса об окончании попыток покушения на нее отнюдь не принесло мне облегчения.

Во-первых, светлые только что ярчайшим образом продемонстрировали свое пренебрежение даже к своим собственным законам, не говоря уже о планах и намерениях.

Во-вторых, разговор со Стасом — вернее, его напряженная собранность во время него — стали для меня самым весомым подтверждением предположения моего главы о растущих разногласиях у светлых. Стаса могли просто отстранить от подготовки следующего нападения, поручив его кому-то другому.

Поэтому постоянная охрана Дары с каждым днем приобретала для меня все большее значение.

Дело в том, что к тому времени ее кумир уже в полной мере насладился всеобщим беспокойством на его счет и решил вновь явить свой светлый лик и миру, и ей. Меня до глубины души задело, с какой готовностью она тут же отказалась и от своего затворничества в доме.

С другой стороны, я получил возможность повсюду сопровождать их, в то время как они явно норовили ускользнуть из-под любого надзора. Временами на меня накатывала ностальгия — точно так же я оберегал Дару, когда они только начали сами в школу ходить. Вот разве что, тогда самой страшной угрозой для них был переход улицы в неположенном месте.

Разумеется, я следовал за ними, инвертировавшись — они научились определять ангелов в невидимости давным давно. Но это дало мне возможность в прямом смысле ходить за ними по пятам. В том числе, и в квартире светлого отпрыска, куда они часто отправлялись, замерзнув на улице.

Чтобы незаметно пробраться туда за ними, временами мне приходилось проявлять чудеса изворотливости — я даже слегка смягчился в своем презрении к хранителям, предпочитающим льготные условия работы в видимости — но не это было самым трудным. Всякий раз, когда они усаживались на диване, обнявшись, мне приходилось призывать на помощь все свое самообладание. И счастье светлоликого наследника, что он больших вольностей себе не позволял!

Я также оказался свидетелем всех их разговоров. Поначалу они показались мне чрезвычайно обнадеживающими, Выяснилось, что достойный сын своего взбалмошного отца вдруг потерял всякий интерес к изучению права, на подготовку его к которому я затратил в свое время столько времени.

Лишний раз убедившись в полной бесполезности попыток преодолеть скверную наследственность, я с гордостью отметил, что в этом вопросе моя Дара отказалась следовать его своеволию и осталась верна своему призванию.

Перед моим мысленным взором замелькали заманчивые картины. Любимчик светлых бросает университет, у них с Дарой неизбежно появляются разные интересы и их чрезмерно, с любой разумной точки зрения, тесное общение постепенно сходит на нет.

Однако, вечный меланхолик вовсе не собирался терять чуть ли не единственный источник безоговорочной поддержки. В ответ на тревожные расспросы Дары, он милостиво сообщил, что закончит учебу вместе с ней, но параллельно начнет заниматься другими изысканиями. Объясняться юный интриган отказался, сказав, что ему нужно еще самому подумать.

Думал он, как и следовало ожидать, недолго и вернулся к этой теме сам, из чего я заключил, что он продолжает умело разжигать интерес Дары к своей персоне.

Начал он издалека и вновь в крайне перспективном, с моей точки зрения, направлении. Заговорив о созданной ими обширной сети контактов с другими ангельскими детьми, он вдруг решительно заявил, что больше не видит смысла активно поддерживать их.

Я бы аплодировал ему обеими руками, если бы не пытался убедить Дару в том же с самого начала — и безуспешно. Она в то время категорически отказывалась даже слушать меня, что полностью убедило меня в том, что эта завиральная идея принадлежит не ей и она лишь из чистого упрямства отказывается признавать ее очевидную глупость.

Сейчас же мысль о создании общества личностей с еще не определенным статусом была не просто глупой, а явно опасной. И я нехотя поприветствовал откровенную трусость автора всей этой авантюры — как выводящую мою дочь из-под удара, так и проявившую, хотелось бы надеяться, истинную сущность ее кумира.

Моя оценка последней вновь оказалась завышенной. Великий борец за права инакомыслящих внезапно перестал видеть смысл исключительно в своей поддержке опасного мероприятия. Даре он великодушно предложил продолжить его. Если ей все еще интересно, разумеется.

— А тебе уже нет? — с обидой спросила Дара, и мне страстно захотелось, чтобы мой глава оказался прав, и карающий меч светлых оказался направленным на этого бездушного эгоиста, и достиг его, избавив мою дочь от бича всей ее жизни.

— Да конечно, интересно! — небрежно отмахнулся он от нее. — Но мне чем дальше, тем больше кажется, что мы не с той стороны зашли.

— Почему не с той стороны? — еще больше расстроилась Дара, и я поразился ее самообладанию: на ее месте я бы сейчас встал и ушел, и вычеркнул этого болтуна из своей жизни.

— Смотри, — он отодвинулся от нее и принялся размахивать у нее перед лицом руками. — Мы решили объединиться, чтобы защищаться от наблюдателей. Отождествив их со всеми ангелами. Но из всех наших данных видно, что в старшем поколении наших сородичей единицы. А потом прямо какой-то бэби-бум случился.

— Ты хочешь сказать… — задумчиво произнесла Дара.

— Я почти уверен, — перебил ее светлоликий хам, — что если бы нашего появления не хотели, его бы просто не допустили. И я хочу понять, почему его допустили. Без ответа на этот вопрос, мы никогда не узнаем, кто и с какой целью.

— И как ты собираешься это делать? — загорелась Дара.

— Хочу повозиться с нашей базой данных, — неуверенно ответил он. — Может, какие-то закономерности обнаружу. А потом, может, папа с мамой смогут что-то там, наверху, узнать… — Голос у него дрогнул, и Дара тут же бросилась снова утешать его.

Первой у меня мелькнула мысль: ну вот, ларчик и открылся! Сладкоречивый говорун даже не о своей безопасности заботится, а своих взбалмошных родителей — наплевав при этом на Дарину.

Но тут же в памяти у меня всплыло замечание моего главы о расколе у светлых. Если он произошел на почве их отношения к ангельским детям, то отныне он станет моим не только должностным, но и личным приоритетом.

Но у Дары с ее кумиром