В гимназии началась суматоха. На совещании офицеровбатальона отсутствовал только подпоручик Дуб, отыскать которого было порученоШвейку.

— Надеюсь, — сказал Швейку подпоручикЛукаш, — вы найдёте его без всяких затруднений, у вас ведь вечно друг сдругом какие-то трения.

— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, прошудать письменный приказ от роты именно потому, что у нас вечно друг с другомкакие-то трения.

Пока поручик Лукаш писал на листке блокнота приказподпоручику Дубу: немедленно явиться в гимназию на совещание, — Швейкуверял его:

— Так точно, господин обер-лейтенант, теперь вы, каквсегда, можете быть спокойны. Я его найду. Так как солдатам запрещено ходить вбордели, то он безусловно в одном из них. Ему же надо быть уверенным, что никтоиз его взвода не хочет попасть под полевой суд, которым он обыкновенноугрожает. Он сам объявил солдатам, что обойдёт все бордели и что они узнают егос плохой стороны. Впрочем, я знаю, где он. Вот тут, как раз напротив, в этомкафе. Все его солдаты следили, куда он сперва пойдёт.

«Объединённое увеселительное заведение и городское кафе», окотором упомянул Швейк, было разделено на две части. Кто не желал идти черезкафе, шёл чёрным ходом, где на солнце грелась старая дама, произносившаяпо-немецки, по-польски и по-венгерски приблизительно следующее приветствие:«Заходите, заходите, солдатик, у нас хорошенькие барышни!»

Когда солдатик входил, она отводила его в нечто похожее наприёмную и звала одну из барышень, которая тут же прибегала в одной рубашке;прежде всего барышня требовала денег; пока солдатик отмыкал штык, деньги тут жена месте забирала «мадам».

Офицерство проникало через кафе. Эта дорога была более трудной,так как вилась по коридору через задние комнаты, где жили барышни,предназначенные для офицерства. Здесь красоток наряжали в кружевные рубашечки,здесь пили вино и ликёры. Но в этих помещениях «мадам» ничего недопускала, — всё происходило наверху, в комнатках.

В таком раю, полном клопов, на диване, в одних кальсонахвалялся подпоручик Дуб. Мадемуазель Элла рассказывала ему вымышленную, как этовсегда бывает в таких случаях, трагедию своей жизни: отец её был фабрикантом,она — учительницей гимназии в Будапеште и вот из-за несчастной любви пошла поэтой дорожке.

Совсем близко от подпоручика Дуба, на расстоянии вытянутойруки, на столике стояла бутылка рябиновки и рюмки. Так как бутылка былаопорожнена только наполовину, а Элла и подпоручик Дуб уже и лыка не вязали,было ясно, что пить Дуб не умеет. Из его слов можно было понять, что он всёперепутал и принимает Эллу за своего денщика Кунерта; он так её и называл,угрожая, по привычке, воображаемому Кунерту: «Кунерт, Кунерт, бестия! Ты ещёузнаешь меня с плохой стороны!»

Швейк должен был подвергнуться той же процедуре, что иостальные солдаты, которые ходили через чёрный ход. Однако он галантно вырвалсяиз рук полураздетой девицы, на крик которой прибежала «мадам» — полька; онанахально соврала Швейку, что никакого подпоручика среди гостей нет.

— Не очень-то орите на меня, милостиваягосударыня, — вежливо попросил Швейк, сопровождая свои слова сладкойулыбкой, — не то получите в морду. Раз у нас на Платнержской улице одну«мадам» так избили, что она своих долго вспомнить не могла. Сын искал тамсвоего отца, Вондрачека, торговца пневматическими шинами. Фамилия этой «мадам»— Кржованова. Когда её на станции Скорой помощи привели в себя и спросили, какеё фамилия, она сказала что-то на букву «х». А позвольте узнать, как вашафамилия?

После этого Швейк отстранил «мадам» и с важным видом сталподниматься по деревянной лестнице вверх, на второй этаж, а почтенная матронаподняла страшный крик.

Внизу появился сам владелец публичного дома, обедневшийпольский шляхтич, он погнался по лестнице за Швейком и схватил его за рукав,крича при этом по-немецки, что солдатам наверх ходить воспрещается, что там длягоспод офицеров, что для солдат внизу.

Швейк обратил его внимание на то, что пришёл сюда винтересах целой армии, что ищет одного господина подпоручика, без которогоармия не может отправиться на поле сражения. Когда приставания хозяинаприобрели агрессивный характер, Швейк спустил его с лестницы и принялсяосматривать верхнее помещение. Все комнатки были пусты, и лишь в самом концегалереи комнатка была занята. Когда Швейк постучался и, взявшись за ручку,приоткрыл дверь, писклявый голос Эллы пронзительно взвизгнул: «Besetzt!»[281] — а бас подпоручика Дуба, воображавшего, должно быть, чтоон находится ещё в своей комнате, в лагере, разрешил: «Herein!»[282]

Швейк вошёл, подошёл к дивану и, подавая подпоручику Дубулисток из блокнота, отрапортовал, косясь на разбросанное в углу постелиобмундирование:

— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, что, согласноприказу, который я вам здесь вручаю, вы должны немедленно одеться и прибыть внаши казармы в гимназию. Там идёт большой военный совет!

Подпоручик Дуб вытаращил на него посоловевшие глазки, носообразил, однако, что он не настолько пьян, чтобы не узнать Швейка. Ему тут жепришла мысль, что Швейка послали к нему на рапорт, поэтому он сказал:

— Я сейчас с тобой расправлюсь, Швейк! Увидишь, что стобой будет…

— Кунерт, — крикнул он Элле, — налей мне ещёодну!

Он выпил и, разорвав письменный приказ, расхохотался:

— Это извинение? У — нас — извинения — недействительны!Мы — на — военной службе, — а не — в школе. Так — значит — тебя — поймалив борделе? Подойди — ко мне, Швейк, — ближе — я тебе — дам в морду. Вкаком году Филипп Македонский победил римлян, не знаешь, жеребец этакий?!

— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, —неумолимо стоял на своём Швейк, — это строжайший приказ по бригаде: господамофицерам одеться и отправиться на батальонное совещание. Мы ведь выступаем,теперь уже будут решать вопрос, которая рота пойдёт в авангарде, которая — вофланговом прикрытии и которая — в арьергарде. Это будут решать теперь, и ядумаю, что вам, господин лейтенант, тоже следует высказаться по этому вопросу.

Под влиянием столь дипломатической речи подпоручик Дуботчасти пришёл в себя: для него в какой-то мере сделалось ясно, что он не вказармах, однако из предосторожности он всё же спросил:

— Где я?

— Вы изволите быть в бардачке, господин лейтенант. Путигосподни неисповедимы!

Подпоручик Дуб тяжело вздохнул, слез с дивана и сталнадевать своё обмундирование. Швейк ему помогал. Наконец Дуб оделся, и обавышли. Но Швейк тут же вернулся и, не обращая внимания на Эллу, которая,превратно истолковав его возвращение, по причине несчастной любви опять полезлана кровать, быстро выпил остаток рябиновки и устремился за подпоручиком.