— Они растут не по дням, а по часам! — Ханнеле с восторгом рассматривала свою дочурку.

— Да, просто стремительно, — согласилась Амма, — хотя ничего сверхъестественного в данном факте нет. В природе Земли немало птиц, птенцы которых прибавляют в росте по нескольку сантиметров каждый день.

Бестелесная девчонка уселась на пол между эволэками, а летуньи тут же принялись пробовать её на зуб. Голограмму кусать не получалось, что явно сбивало сестричек с толку, и те быстро переключились на более материальные личности. Зубы уже прорезались у обеих, и чесали они их в основном об три объекта: Ольгу, Элана и Ханнеле, так что вся троица ходила разукрашенная, словно по нескольку раз на день дралась со сворой разъярённых котов — в угаре весёлых игр Лесавесима и Хилья не всегда соизмеряли силы, но заканчивалось без травм. Ольга терпеливо сносила все шалости детишек, а эволэки держали с ними ментальную связь, и чутко чувствовали настроение своих чад, да и те тоже сознавали предел, за который лучше было не переступать. Ведь нередко случалось, что боль родителей они воспринимали не менее остро, чем свою собственную, и наоборот, сильно придушивший в задоре своё чадо родитель испытывал не самые приятные ощущения.

Но, никаких весёлых игр несанкционированный ночной визит не подразумевал, просто всем вместе спалось лучше. Наевшиеся до отвала дети уже укладывались, предпочитая в качестве постелей тела эволэков, твёрдые плечи заменяли им самые мягкие подушки, а самыми тёплыми одеялами были руки родного человека. Элан с Ханнеле лежали на полу, на сваленных одеялах, прижавшись друг к другу боками, а Лесавесима и Хилья покоились прямо на них, практически обняв, вытянутыми в стороны крыльями поддерживая тактильную связь между собой.

Элан гладил перья своей летуньи очень нежно, едва касаясь пальцами, не переставая поражаться стремительному взрослению. Хоть это и задумывалось изначально, но всё равно не укладывалось в голове: казалось, ещё вчера дочурка пусть и не без труда, но помещалась на руках, а уже сегодня её тело по размеру мало отличается от человеческого, хотя оно и тоньше, изящней, очень гибкое. И это только начало — пройдёт не больше года, и девочек будет не узнать!

Уже не сдерживая раздражения, сознание уплывало в тихую заводь беспамятства, протестуя против дальнейшего испытания на прочность. Или это Лесавесима ворчит, недовольная непрекращающимися умственными упражнениями своего папани? Ведь те не на шутку баламутили её собственное сознание, уже было успокоившееся в дрёме.

Амма забилась в уголок, слившись с обстановкой, заинтригованная происходящим, долгими часами молча наблюдала за «семейкой».

Оба эволэка часто мучились этой неразорванной связью. Дети перекидывались картинами-образами, а Ханнеле с Эланом под напором их общения переставали адекватно воспринимать окружающее. Вот и сейчас мысли и сны четырёх разумных существ слились в единый клубок, будто сеть объединила четыре компьютера, и те беспрестанно гоняли данные друг другу, да так быстро, что уже и не разобрать было, где заканчивается один индивидуум, а начинается другой. Это проявлялось в каждой мелочи даже внешне. Сёстры касались друг друга крыльями, а эволэки тут же сжимали ладони, Элан чесал загривок своему чаду, а Хилья тут же принималась расчёсывать волосы на затылке девушки, Ханнеле зевала, устраиваясь поудобней, а Лесавесима тут же чуть не рвала пасть, ёрзая на груди парня.

У них сегодня и сон был один на всех. Снились им полёты в бескрайнем небе. Четыре сгустка разума парили в вышине, чувствуя присутствие друг друга, словно и не было никакого возвращения из Великой Реки. Две пары крыльев на четверых путешественников хватило с лихвой, и они снова неслись по видимым только им воздушным дорогам…

Ольга даже не зашла в палату, наперёд зная, что рыжего плута и его подружку там не застать, а направилась сразу в детскую. Она, наконец, избавилась от «венка» коммутатора — последний из пятёрки контактёров покинул течения Океанеса, и надобности в нём уже не было, так что впервые за почти полгода девушка позволила себе полноценный душ, и уложила традиционную причёску.

Дверь тихо открылась, явив её взору картину, полную умиления: оба эволэка спали в обнимку с детьми. Присутствующая тут же Амма, кивнув ей, сразу испарилась из помещения, передав больных на попечение своей единственной настоящей подруге.

Первыми на столь ранний визит гостя отреагировали дети — они по запаху определили присутствие в комнате «постороннего». Сначала, не разлепляя заспанных глазёнок, они только подняли головы, с тревогой втягивая носами воздух, но быстро разобрались в обстановке. Лесавесима первой сменила лежачую позу на сидячую, немного с сомнением помялась и, прыгнув вверх, выполнила короткий полёт, вмиг оказавшись на руках у Оли.

— Доброе утро, соня, — лаково сказала та.

Дитё активно тыкалось мордочкой ей в лицо, требуя ласки, что тут же и получила.

Тем временем, проснулась Хилья, но столь бурной реакции не последовало: большая сестра (а она действительно была заметно крупнее серой молнии) считала своей мамой Ханнеле, что было абсолютно правильно во всех смыслах, а Элана — папой. С Лесавесимой всё наоборот, Элан для неё — отец, а вот мама — Ольга. Вот такая странная семья…

Следом зашевелились эволэки, не сразу сумев побороть беспамятство, и девушка-киборг точно знала, что не усталость тому причина. Родители сейчас путались в клубке эмоций, образов, чувств и желаний. Спаянные в единое целое со своими детьми, они каждое утро, а нередко случалось, что и днём, прикладывали титанические усилия, пытаясь выбраться из настоящего лабиринта, отделить своё собственное «Я» от сознания двойняшек.

Странно, но сёстры аналогичных неудобств, судя по всему, не испытывали вовсе! Хилья уже вовсю тормошила маму, явно недоумевая, почему та так вяло откликается — вместо волн эмоций, наполненных радостью и счастьем, ей навстречу летел ураган хаоса. Тут присутствовало всё: картины из их сна, воспоминая из прошлого, в том числе и не самые приятные, смысла которых крылатая малышка не понимала, но чувствовала их тяжёлый эмоциональный заряд, и едва переносимый страх, который Ханнеле тщательно прятала в глубинах души. А Лесавесима, соскучившись по Оле, не стала устраивать никакой побудки Элану, и тот получил возможность более плавно прийти в себя — у Хильи до него руки дошли уже в самом финале.

— Доброе утро, дорогая, — парень поднялся на ноги, сделав несколько неуверенных шагов, бережно обнял супругу, поцеловав в щёку.

— Как вы оба?

Ввалившаяся следом Доброходова выглядела не намного лучше подопечной, но задала вопрос без вступлений.

— Мы-то? Нормально! — ответил Элан за двоих. — Раз уж своим ходом сюда добираемся, значить жить будем! А Вы как?

Людмилу за глаза все называли Альтой, и не только за то, что куратор вела родословную от немецких корней, но и за железную силу воли — в таком возрасте сопровождать погружения мало кто решался, а если быть точнее, то никто вообще! Но, годы уже брали своё. Чудовищная усталость читалась в каждом слове, в каждом жесте.